Вскоре он заметил то, что искал, и пришпорил коня, переведя его на легкий галоп. Скривелч вполне понимал состояние животного. У него самого кожа зудела и чесалась. Взглянув на руки, сжимавшие поводья, он увидел, что они покраснели и слегка распухли. Лицо горело, словно от сильного загара, а вокруг губ и ноздрей вскочили крошечные пузырьки. Потрясенный Скривелч покачал головой.
Невдалеке располагалась небольшая котловина, своими покатыми склонами напоминающая блюдце. Ее края, укрепленные валом из земли и камней, обеспечивали минимальную защиту от вредного дыхания Миазма. Именно здесь, где обрывались все дороги из Вели-Джива, трудилась бригада сифонщиков — человек десять — двенадцать, — обслуживающих два сифона, которые подавали кислород сборщикам, работающим в лесу. Огромные штуковины, ритмично качающие воздух, напоминали необъятные кожаные легкие. От сопла каждой из них тянулось несколько гибких труб из прочной материи, пропитанной смолой. Эти длинные шланги стелились по земле, преодолевая подъем, и убегали вдаль, чтобы исчезнуть в темном массиве леса. Каждый из сифонов был рассчитан на одновременное снабжение кислородом нескольких сборщиков — это было разумно, поскольку сборщики обычно работали группами или, в крайнем случае, парами. И все же, вопреки всем предосторожностям, смертность среди них была высокой.
Сифонщики и их помощники представляли собой странное зрелище. В отличие от сборщиков они не носили громоздких костюмов, стесняющих движения, не страдали и от чрезмерного веса позолоченных стальных шлемов. Золотой головной убор — по мнению многих, предосудительный знак профессионального высокомерия — на самом деле был ценен своей необычайно высокой сопротивляемостью разъедающим испарениям, а следовательно, он служил долго и в конечном итоге был очень практичен, тем более, что среди сборщиков, как это ни парадоксально, утверждение, что золото гораздо дешевле железа, не требовало доказательств.
Сифонщики, которые сами в Миазм не входили, были облачены в плотные костюмы из грязно-серого полотна, кожаные перчатки с крагами и сапоги. Их шеи и головы прикрывали широкополые шляпы. Большинство носило матерчатые маски с выпуклыми окулярами. Одинаковые костюмы, скрадывающие индивидуальные черты, и поблескивающие стекла вместо глаз придавали фигурам сифонщиков сходство с какими-то фантастическими насекомыми. А непрерывное трудовое копошение только усиливало это впечатление. Сифоны не прекратили накачивать воздух даже тогда, когда Скривелч, въехав верхом на край котловины, зычно гаркнул:
— Господа, важная новость!
Непроницаемые стеклянные глазищи вытаращились на него, но работа не приостановилась. Ритм их деятельности не изменился и тогда, когда Скривелч объявил:
— Господа, вашим Уингбейнам грозит смертельная опасность. В Миазм проник браконьер, и цель его — Уингбейны. Я верю, что вы обойдетесь с ним по закону. Справедливость требует этого!
* * *
В лесу Миазма было сумрачно. Высокие деревья росли очень тесно. Лучи света, которым удавалось пробиться сквозь ветки, теряли здесь свою яркость и окрашивались в красноватый цвет всепроникающего тумана. Нижний ярус леса составляли растения, имеющие вид яркий, броский и зловещий. Вот плотоядный куст со створчатыми, снабженными ядовитыми шипами цветочками бледно-телесного цвета. Валяющиеся под кустом прозрачные крылышки с прожилками — это все, что осталось от самых разных кровососущих насекомых, — безмолвное доказательство губительной силы иллюзий. Вот высокие стебли, усыпанные черно-коричневыми стручками, из которых время от времени выстреливали заостренные твердые зернышки, летевшие со скоростью и силой пули. Вот серебристые с темно-каштановыми разводами плети вьющихся растений, запустивших свои вампирские усики в стебли мясистых соседей. Вот зеленовато-желтые ростки, терзаемые сотнями прожорливых гусениц, собравшихся, чтобы насосаться сернокислого сока. |