Лозовский все время помнил эту фразу, но старался о ней не думать, как человек с занозой в ноге старается ставить ногу так, чтобы не наступать на занозу.

И это ему удавалось.

Почти.

В Москву Лозовский вернулся во второй половине дня если не совсем спокойным, то озабоченным не больше, чем после обычной не слишком гладко сложившейся командировки. Дома была только теща. Она сообщила, что Санька в институте, позвонил, что экзамен сдал на четверку, Таньча повезла деда, как все в доме называли отца Татьяны, в поликлинику на физиотерапию, а Егорка еще вчера уехал с ночевкой с компанией на дачу в Калязин кататься на лыжах.

– С девушками, – неодобрительно добавила она.

– Но это же замечательно, – ответил Лозовский. – Какие лыжи без девушек? Лыжи без девушек – это соревнование, а не развлечение.

– Вы все шутите, Володя, а он целую ночь сидел в вашем кабинете и смотрел на компьютере голых женщин, – наябедничала теща.

– Совсем голых?

– Совсем.

– Красивых?

– Я не успела углядеть. А потом он заперся и не отпирал, пока мать не выгнала.

– Ну и зря. Пусть бы смотрел. Я и сам любил смотреть на красивых голых женщин. И сейчас люблю. Но в мое время это было фигурное катание по телевизору – только и всего. Не сердитесь, Серафима Григорьевна, – поспешно добавил он. -

Парню шестнадцать лет. Пусть смотрит что хочет. Хоть разбираться будет, какая женщина красивая, а какая просто кукла.

Поесть мне в этом доме дадут? – окончательно увел он разговор от скользкой темы.

Через полтора часа, когда из поликлиники вернулась Татьяна, Лозовский – отмокший в ванне, чисто выбритый, плотно пообедавший, в любимой старой ковбойке и уютных домашних джинсах, – сидел в своем кабинете, пил кофе с коньяком и, тихо матерясь, выковыривал из компьютерных файлов баннеры порносайтов, которых наловил Егор, а стереть не удосужился или не сумел.

Как бы глянув на себя со стороны, он отметил, что вид у него более чем умиротворенный. То, что надо. Но так казалось ему. Едва взглянув на мужа, Татьяна встревоженно спросила:

– Что с тобой?

– Со мной? – удивился Лозовский. – А что со мной? Ничего.

– А что за запах в прихожей? От твоей одежды.

– Это духи.

– Какие духи?

– Пикантные. Секрет женских побед, – попытался отболтаться Лозовский. – Познакомился, знаешь ли, с одной милой дамой, то да се...

– Это не духи! Это какая-то химия. И моча.

– Это запах времени, – воспарил он в философские выси.

– Володя, это запах беды!

– А это и есть запах времени. Ну, ладно, ладно! Скажу.

Поддал с ребятами в аэропорту, тут менты. В общем, попал в бомжатник, два дня отсидел. Оттуда и запах.

– Не ври. Ты не умеешь врать.

– А когда-то умел, – вздохнул Лозовский. – Теряю квалификацию.

– Никогда не умел! Просто я иногда делала вид, что верю.

– Уговорила. Скажу тебе чистую правду. А если и сейчас не поверишь, то я просто не знаю, как нам дальше жить.

– Говори.

– Я тебя люблю, – сказал Лозовский. – Веришь?

– Верю. И теперь точно знаю: что-то произошло. Что– то очень серьезное. Что, Володя?

– Ну и логика!

– Ты очень давно мне этого не говорил. А сейчас вдруг сказал.

– Я говорил, – запротестовал Лозовский.