Так как Клер не отреагировала, он весьма бесцеремонно взял ее за локоть и отвел в сторону. Разглагольствовал священник довольно долго, но Жюльен не смог расслышать ни слова, только видел, что мать оставалась безучастной — может, она тоже была смущена, что выглядит такой оборванкой. Жюльен чуть приблизился, делая вид, что рыхлит землю.
— Очень, очень будет вам полезно поприсутствовать на мессе, — нашептывал Борневан. — Это сразу успокоит людей. Что бы вы ни думали на этот счет, знайте: в деревне вас не забыли. Всякое болтают о вашем возвращении…
Он все говорил и говорил, и Жюльен занервничал, видя безмолвную мать, словно подчинившуюся чужой воле. Непонятно, почему она мгновенно утратила уверенность в себе перед этим человеком в сутане, от которой попахивает сыром, похлебкой и навозом. Только потому, что воспитывалась в монастыре? Ему захотелось крикнуть что есть мочи: «Не смейте лезть в наши дела! Оставьте нас в покое!»
Клер в это время старательно объясняла, что она надеялась привести хозяйство в порядок, что, как только закончится война — а конец ее уже близок! — она напишет письмо властям с просьбой прислать ей сапера. Нужно только запастись терпением: когда поля будут очищены, а дом избавлен от поселившейся в нем бомбы, жизнь войдет в прежнее русло.
— В прежнее русло? Вы действительно так думаете? — недоуменно проговорил священник с обиженным видом. — Ведь ни для кого не секрет, дитя мое, что вас здесь не любят. Для деревенских вы навсегда останетесь чужой… а для большинства кумушек еще и той, что довела семейство Леурланов до полного краха. Не стану напоминать, какие чудовищные преступления вам приписывают. Вас обвиняют в том, что вы делили ложе с несколькими мужчинами… этой семьи. Я-то не верю в эти сплетни, но признаем, что вам они причинили немало вреда. Не хотите же вы воспитывать ребенка в атмосфере, отравленной подобными подозрениями?
— Но ведь прошло столько времени… — вздохнула Клер с потухшим взглядом. — В сравнении с войной все это такая ерунда! Не могли бы вы нам помочь, сделать что-нибудь, что заткнуло бы всем рты? Например, показать, что вы на нашей стороне? Что, если вы освятите наши земли, организуете шествие…
Борневан отшатнулся, лицо его исказилось гримасой отвращения.
— Вы окончательно потеряли голову, дочь моя? — промямлил он, и щеки его еще больше побагровели. — Или вы забыли, что ваш свекор покончил с собой прямо здесь, использовав эту землю в качестве орудия самоубийства!
— Но… может быть, это просто несчастный случай, — жалобно пробормотала Клер. — Старый человек… он мог…
— Не обманывайте ни себя, ни других! — резко остановил ее кюре. — Ни за что не стану благословлять я эту землю. Нет, и речи быть не может! На ней полно непогребенных мертвецов — все эти террористы, бандиты, явившиеся сюда, чтобы мародерствовать. Души их, оставшись без покаяния, будут вечно витать над этими местами. Дурные места — с незапамятных времен они связаны с насильственными смертями, издавна их облюбовали душегубы, разбойники с большой дороги. Не может вырасти ничего хорошего на такой земле, она отмечена печатью злого рока. Даже когда ее обрабатывал ваш свекор, и года не обходилось, чтобы во время жатвы кто-нибудь не покалечился, чтобы не зацепило машиной поденщика и он не попал под нож. Так было всегда, что с этим поделаешь? А все из-за Разбойничьего леса! Слишком уж много там пролито невинной крови.
Он бормотал не умолкая, а временами, когда ему не хватало дыхания, его речь переходила в глухой хрип. Правда ли верил он в то, что говорил? Или его услуги оплатили те, кто задался целью посеять семена отчаяния в душе Клер? Кто мог убедить его в полезности этой проповеди? Горжю? Нет, Горжю — деревенщина, простофиля, не искушенный в таких делах. |