Как-то я набрался смелости и задал вопрос об этом Козлову, который неизменно встречал и провожал меня… Он, разумеется, ждал этого, потому что с готовностью принялся излагать те причины, по которым непосредственное использование получаемой из будущего информации задерживалось… в числе его доводов был и такой: чтобы воспользоваться некоторыми новациями, требуется предварительно подготовить почву, вот например, если бы даже Попову попал наш учебник по радиотехнике, то, прежде чем построить современный транзистор, нужно было бы совершить переворот в промышленности, добыче полезных ископаемых и обработке сырья… Всё это было очень убедительно, но горький осадок в моей душе все накапливался. Последней каплей стал отказ Ассоциации выполнить мои просьбы об оказании помощи некоторым людям… Понимаете, Георгий, я не мог себе позволить сидеть здесь сложа руки и занялся вот этим. — Ултимов обвел рукой кабинет. — Ко мне стали приходить люди, с некоторыми удалось познакомиться ближе, чем с обычными пациентами… Когда человек сидит в парикмахерском или зубоврачебном кресле, он может поведать о своих самых сокровенных переживаниях, рассказать о своей жизни без малейшей утайки. И подчас слушаешь такую вот исповедь и ловишь себя на мысли, что, мол, хорошо бы предупредить его о том, что ждет его и его близких… разумеется, не размениваясь на мелочи, нет… Например, одно время посещал меня инвалид… тяжкое поражение центрального позвоночного нерва в результате производственной травмы… весь то и дело дергается, трясется, к креслу вот этому, чтобы зубы вылечить, пришлось привязывать его, иначе не мог усидеть… страшное дело, в общем… Разве не гуманно было бы принять меры, чтобы предотвратить постигшее его несчастье?.. Или другой пример. Женщина примерно моего возраста… В детстве у нее пропал отец. Не умер, не ушел от них с матерью к другой, а именно пропал без вести, прямо как на войне… В итоге, ребенок вырос практически сиротой, потому что мать так и не оправилась от непонятной потери любимого человека… она пила горькую, потеряла человеческий облик… Разве не справедливо было бы сделать все, чтобы тот человек остался с семьей? Кстати, — Ултимов вдруг смущенно улыбнулся, — потом эта женщина стала моей женой, она должна скоро прийти с работы, так что я вас обязательно познакомлю… Но сам я ничего не мог сделать, а все мои просьбы встречали такой мощный отпор со стороны Ассоциации, что я даже не ожидал… В конце концов, когда однажды устами Резидента мне было сердито сказано: «У нас не благотворительная лавочка, и мы не занимаемся устройством судеб частных лиц, так что не занимайтесь ерундой, Станислав Михайлович, а выполняйте свои референтские обязанности!» — я понял, что Ассоциации, грубо говоря, до лампочки так называемые «частные лица», что ей начхать на боли и горести конкретного человека, что эта организация преследует свои цели, засылая агентов в будущее!..

Помнится, еще Андрей Вознесенский заявил насчет реакционности всякого прогресса, который не несет счастье конкретному человеку — прав был пиит, ох как прав!.. А раз я и Ассоциация руководствовались разным пониманием прогресса, то не по пути мне с ней было, не по пути… И в один прекрасный день я перестал поставлять информацию в прошлое. Не знаю, может быть, этим я и нанес вред человечеству, о благе которого, может быть, действительно печется Ассоциация, только продолжать обкрадывать это время я уже не мог. И стал так называемым «невозвращенцем» — помните, в наше время была повестушка Кабакова с таким названием, потом еще по ней фильм поставили?..

Ултимов пристально посмотрел на Георгия, потом спохватился:

— Слушайте, а что же мы с вами здесь-то беседуем? Пойдемте в дом, Георгий, я вас все-таки угощу чем-нибудь… Вы где обосновались?

Так, подумал Ставров.