Микрофон был и в машиной машине. Вне наблюдения Николай оказывался очень короткое время, когда находился в спортивном костюме на улице без транспорта.
— Садитесь, — гостеприимно показывая рукой на другие кресла, сказал старик, после тёплых объятий с девушкой и юношей. — О любви пока не будем говорить, поскольку она как тайфун приходит, не спрашивая, и… ту он запнулся, видимо, хотев сказать, что и уходит любовь подобно тайфуну, но решил, что такое продолжение будет не к месту, поэтому сказал другое: — Ты лучше, Николай, скажи мне, что думаешь обо всём этом. Я слышу всё, но не вижу лиц, так что мой анализ может оказаться не полным, а стало быть, и не точным. Кроме того важно, что ты сам думаешь обо всём этом. Так что послушаем сначала тебя, пока Катюша нам готовит ужин.
Николай откинулся спиной на своём кресле-качалке и оно повалилось назад, возвратилось вперёд, стремясь вывалить седока, снова назад, ещё раз вперёд, пока колебания не затихли, давая возможность говорящему спокойно сосредоточиться. Самолётов сложил ладони и задумчиво упёрся пальцами обеих рук в подбородок. Глаза его уставились в потолок, который, как и стены, был обшит деревянными рейками, закреплявшими широкие полосы фанеры. Фанерные листы прятали за собой утепляющую звукоизоляционную набивку. Поэтому в помещении было не только тепло, но и совершенно тихо. Сюда не доносились звуки даже из находящейся по соседству кухни, в которой в это время вероятнее всего гремели кастрюли и шкворчала сковорода.
— Мне кажется, — раздумчиво сказал Николай, — что меня скоро вычислят.
Самое первое моё возвращение домой в полной амуниции до сих пор не даёт покоя генералу Казёнкину. Я, конечно, отбиваюсь спокойно пока, но так же, как мы не предусмотрели пьяного мужика возле самого дома, на которого я мог легко наступить, так же не исключены другие случайности.
— Ты боишься? — прервал рассказчика старик, не глядя на него, и медленно поглаживая бороду.
— Ни единой клеточкой моего организма, — ответил моментально Николай. — Тарас Евлампиевич, не забывайте, что я десантник.
— Извини, пожалуйста. Это я так, чтоб уточнить, — буркнул дед.
— Страха никакого нет, но предусмотреть нужно всякие ситуации.
— С эти мы не спорим, давай дальше.
— Тот факт, что я турнул двух денежных воротил — это капля в море и погоду не сделает. Напугать их удалось. Другие тоже испугаются, но ситуацию в стране это никак не изменит. Олигархи живут не только в Москве. Кроме того, Утинский и Рыжаковский, умчавшись за рубеж, прекрасно будут стричь деньги и оттуда, грея свои откормленные туловища где-нибудь на Канарах, в Греции или Австралии. Не трудно найти их и там, но они не одни в этом мире. Справочники адресов московской элиты у меня есть, добраться до многих я смогу, но что это в сущности даст?
Николай опять качнулся в кресле, в раздумье прикрыв глаза.
— После моего посещения казино играть не перестали, но все теперь пользуются кредитными карточками и чековыми книжками. На столах только фишки. После моего явления в ночном клубе расчёты наличными в дорогих заведениях прекратились. То есть магнаты стараются обходиться без больших наличных сумм в карманах. Но проблема не в этом. Разумеется, я всегда достану нужные деньги в частных банках. Вот если я начну разрушать частную финансовую систему, и люди поймут, что государственную я не трогаю, это может вызвать большой бум.
Тарас Евлампиевич и Маша молча застыли в своих креслах, изредка взглядывая на Николая, который продолжал развивать свою мысль:
— Изменить в корне ситуацию в стране так, чтобы она была в пользу народа, можно только усилиями масс, если они поднимутся во всей стране. А это возможно лишь при наличии чего-то их объединяющего. |