— Конечно.

— Этого не будет. Неужели вам нужно объяснять причины? Во-первых, вы в пяти часах езды на машине. Во-вторых, надвигается серьезная гроза и все полеты запрещены. В-третьих, вы гражданское лицо и не можете участвовать в подобной операции.

Констанс почувствовала, как в ней закипает ярость:

— Безумие идти на такое дело в одиночестве! Вы должны дождаться меня. Если вы отказываетесь обеспечить мне транспорт, то я займусь этим сама…

— Категорическое нет. А теперь — inila yaki ye. Конец разговора.

Внезапно Констанс почувствовала, что все ее эмоции — ярость, тревога, самообвинения — собрались воедино, раскаленные добела и направленные на этот свирепый голос в телефонной трубке.

— Если вы отправитесь туда без меня… вы так или иначе пожалеете об этом… жестоко пожалеете.

Ей ответила тишина. А потом раздался громкий щелчок — разговор закончился.

Констанс посмотрела на замолкший телефон. Ей нужно оказаться там. Сейчас же. Но водитель такси давно уехал и не вернется к ней. На машине добираться туда не меньше пяти часов, а аэропорты закрыты.

Но Пендергаст находится там, в плену, и его жизнь в опасности. Наверняка есть какой-то способ добраться туда. Непременно есть.

Констанс ждала на темной подъездной дорожке, когда остынет ее раскаленная ярость. Но ярость не уходила.

Она сделала глубокий вдох. Выдохнула. Еще раз набрала в грудь воздуха. А потом — неожиданно — подняла лицо к ночному небу и испустила жуткий, неземной, нескончаемый крик чистого дикого отчаяния.

51

Шеф полиции Перельман проехал мимо островка Бак-Ки, полузатонувшего и совершенно непривлекательного. Он собирался провести последние девяносто минут в своем кабинете, теплом и сухом, пытаясь освоить брейк Дока Уотсона из записи «Way Downtown» семьдесят второго года. Но его вызвали из дома и отправили под дождь, потому что какой-то свихнувшийся турист решил, что эта погода будет идеальной, чтобы искупаться в Редфиш-пасс. К тому времени, когда спешно собранная спасательная команда обнаружила юнца, вытащила его на берег, откачала соленую воду из его легких и закончила объяснять ему разницу между однозначным и двузначным ай-кью, Перельману уже расхотелось играть на гитаре или делать что-нибудь еще — он мечтал только вернуться домой, обсохнуть и забраться в кровать. Тропические грозы были фактом барьерных островов, с которым следовало смириться, и Перельман привык к ним. Но в последнее время дополнительные часы участия в оперативной группе и связанные с ней бюрократические обязанности вымотали его. А выходка этого маленького придурка переполнила чашу.

Он проехал по мосту Блайнд-пасс на остров Каптива и продолжил движение по Санибел-Каптива-роуд. По пути из дома он слышал какие-то разговоры в полицейской рации: сообщалось о сгоревшей машине, стрельбе и убийстве близ Эстеро-Бей, то есть вне его юрисдикции. К этому времени все необходимые следственные действия были, вероятно, уже проделаны. Однако, пока Перельман возвращался на Каптиву, на полицейской волне все еще шли какие-то переговоры. И вдруг он услышал:

«…Тело на заднем сиденье машины опознано, это Уоллес Лэм из Джексонвилла…»

Лэм. Он вспомнил, что так звали постдока, помощника той крутой ученой дамы-океанографа, с которой работал Пендергаст. А машина, о которой сообщал диспетчер, была «рейнджровер». Господи, ведь именно такую Пендергаст взял в аренду. Почему они, черт возьми, не называют номер? Но на этот вопрос почти немедленно был получен ответ: задняя часть автомобиля обгорела, номер прочесть невозможно, никаких документов в салоне нет.

Перельман прижался к обочине, чтобы в три захода сделать разворот и помчаться на место преступления.