Она на минуту задумалась. Группа полицейских находилась не более чем в двадцати футах, но увидеть Констанс внутри машины было нелегко, и ни у кого не было особого желания заглядывать внутрь. Пена и копоть на окнах тоже защищали ее от чужих глаз.

Наличие тела объясняло, почему полиция бездействует: они, вероятно, ждут судмедэксперта, «скорую помощь» и команду криминалистов, которые должны осмотреть место, прежде чем можно будет переместить машину и тело.

Если Лэм сидел сзади, а Пендергаст за рулем, это означало, что босс Лэма, Памела Гладстон, должна была сидеть на переднем пассажирском сиденье. Судя по всему, Пендергаст был похищен не один: океанографа тоже похитили.

Констанс услышала доносящийся издалека вой полицейских сирен: прибывала остальная часть сил быстрого реагирования. Времени у нее почти не оставалось.

Но она не двинулась с места. Пендергаст явно уходил от погони, и эта погоня закончилась здесь. Почему началась погоня, что вынудило его к внезапному бегству? Это казалось ясным: Пендергаст обнаружил что-то и таким образом вынудил к действию того, кто стоял за всем этим, спровоцировав мощную реакцию. Обнаруженное им, вероятно, имело огромную важность.

Зная, что его преследуют как обладателя важной информации, он должен был оставить сообщение. Это сообщение наверняка где-то здесь, в машине. Чем больше Констанс думала, тем сильнее она укреплялась в этой мысли. Но кто знает, сколько времени понадобится копам и криминалистам, чтобы найти сообщение Пендергаста.

Она пригнулась в темноте салона, размышляя. Машина горела. Он не мог просто оставить записку внутри — она сгорела бы или была бы обнаружена похитителями. Он должен был оставить записку там, где ее не тронул бы огонь, но где ее в конечном счете нашли бы. И у него были на это считаные секунды.

Громкие голоса, неожиданно прозвучавшие совсем близко, заставили ее опустить голову. Полицейские прошли вперед, их голоса смешивались со звуком приближающихся сирен. Свет фар коснулся закопченных окон. Не поднимая головы, Констанс потянулась вперед и открыла бардачок. Ничего. Держатели для стаканов и отсек в консоли были пусты. Она приподняла коврики впереди, но и под ними ничего не увидела.

Проблема с горящей машиной состояла в том, что все это могло сгореть. Так какое место внутри машины вероятнее всего могло остаться не тронутым огнем?

Констанс оглядела заднее сиденье, но оно обгорело почти все, обуглилось до пружин.

Ее взгляд остановился на Лэме. Она обвела взглядом обгоревшую одежду, обожженные остатки волос, зубы, все еще странно белые, стиснутые от жара.

Немного поколебавшись, она быстро достала из кармана стилет и просунула лезвие между зубами.

Несколько мгновений ничего не происходило. А потом, издав неприятный треск, зубы Лэма, ставшие хрупкими от жара, подались, и челюсти разжались. Констанс засунула пальцы внутрь — и вот оно, что-то твердое и маленькое глубоко в горле. Она вытащила этот предмет — крохотную пробирку с резиновой пробкой.

Позади нее появилось еще больше мигающих огней, и она услышала, как хлопают двери. Сквозь закопченное окно едва различались силуэты криминалистов. Констанс спрятала пробирку в карман. Потом протянула руку и положила ее на холодные пальцы обгоревшего тела.

— Спасибо, доктор Лэм, — пробормотала она.

Фраза «Липсберийский загон» непрошено пришла ей в голову, и она слегка удивилась, что в такой ситуации ее посетила эта странная аллюзия. Молодой ученый, умерев, предоставил самое безопасное, хотя и маловероятное, хранилище для маленького предмета, где его наверняка обнаружили бы… со временем.

Констанс посмотрела по сторонам, глубоко вздохнула и, низко пригибаясь, выскользнула из задней двери.