— Я купил этот тридцатидвухфутовый корпус года через два после того, как стал здесь начальником полиции. Эта старинная модель построена в конце шестидесятых, у нее были новые внутренности, что и привлекло мое внимание.
— Внутренности?
— Двигатели, уже оснащенные клапанной коробкой, головкой блока цилиндров, другими автомобильными деталями.
— Автомобильными деталями? Вы хотите сказать, что на катере автомобильные двигатели?
— Конечно. Их часто снимают с автомобилей, попавших в аварию, и переоснащают для катера. — Перельман похлопал по крышке люка. — У этой детки стоят два движка «Корвет-454» со старых «шевроле», форсированные для увеличения мощности.
— Я думала, что катера и автомобили несовместимы.
— Конверсия не составляет труда. А управлять катером даже проще, чем машиной. Нет коробки передач. — Он рассмеялся. — Просто поверни ключ, нажми на газ и держись — ну, вы знаете.
— Вообще-то, я не знаю, но спасибо за увлекательное объяснение.
— Никогда не сидели за штурвалом лодки?
— Ни лодки, ни автомобиля и ничего другого.
— Я…
Перельман заставил себя замолчать. Ее слова удивили его. Но еще и помогли понять, что интерес, который она демонстрировала, был из чистой вежливости.
— Конечно, — продолжил он, меняя курс, — этот конкретный катер гораздо больше времени проводит на стоянке, чем в заливе. У меня два года ушло на то, чтобы его перекрасить, а название я так и не придумал. — Он посмотрел на Констанс. — Есть какие-нибудь предложения?
— «Вверх по реке»?
Он рассмеялся.
— Слушайте, я виноват, если слишком нервно прореагировал на разговор о том убийстве. У меня это больное место. Когда я только приехал сюда, с момента убийства прошло всего два месяца. Я должен был показать, на что я способен, и с усердием взялся за расследование. Но мы так никуда и не пришли.
— Почему?
— Понимаете, убийца должен был войти в дом и выйти из него, но мы не нашли следов ни входа, ни выхода, ни причаливания катера, ни приезда и отъезда машины, ни свидетеля, который видел бы чей-то приход и уход, ни малейшего указания на то, кто бы это мог быть.
— И тело тоже не нашли?
— Мы считаем, что его выбросили в океан где-то поблизости, поскольку вывезти его незаметно с острова вряд ли было возможно, но на берег тело так и не вынесло. То, что произошло убийство, было ясно как день. Не только по количеству крови жертвы, но и по отметинам с волосами и кусочками скальпа, оставленным в дереве топором, по характеру разбрызгивания крови, по кровавым каплям с орудия убийства, не говоря уже о том, повторюсь, сколько крови там было пролито. Кровь, конечно, принадлежала хозяину дома.
— И сколько было крови?
— Около пяти литров. Это практически весь объем крови в человеке. Потеря даже половины грозит жертве геморрагическим шоком четвертого уровня, а это неизбежная смерть.
— Расскажите мне о жертве.
— Его фамилия была Уилкинсон. Рэндалл Уилкинсон, под шестьдесят лет, холостой. Работал инженером-химиком, экспертом по смазочным материалам и растворителям в автомобильной субподрядной компании в Форт-Майерсе. Почти так же интересно, как наблюдать за высыхающей краской.
— В буквальном смысле, — вполголоса сказала Констанс.
— Да. Как бы то ни было, он способствовал изобретению некоторых новых процессов. И благодаря этому переехал на Каптиву и купил Мортлах-хаус. А года два спустя оказался жертвой одного химического происшествия. Кажется, получил повреждение легких. |