Это было, конечно, смешно, но при этом представляло собой часть обычного ритуала. Хотя языком бизнеса был в основном мандаринский, Куорлз перешел на местный диалект. Он снова залез в сумку и достал оттуда хун бао — красный конверт с наличностью, тоже универсальный жест. Он положил конверт рядом с кроссовкой, потом подвинул и то и другое в сторону старика.

— Вы не знаете, где я могу купить еще такие? — спросил он.

Старуха, у которой с появлением красного конверта прорезался интерес, подошла и принялась вместе со стариком внимательно изучать ботинок. В ожидании ответа Куорлз вытащил из сумки еще несколько красных конвертов, давая понять, что, если его розыски будут успешными, это может быть вознаграждено другими хун бао.

Наконец старик отодвинул ботинок, но конверт оставил при себе.

— Попробуйте посмотреть на Четвертой Чанъю, — сказал он на местном. — Близ храма предков. Там все еще работают одна или две фабрики, которые могут изготовить то, что вы ищете.

— М goi nei sin, — поблагодарил Куорлз.

Засунув ботинок и конверты в сумку, он развернулся, открыл дверь, и его быстро унесла толпа, идущая по улице.

25

Голова и плечи Перельмана находились в моторном отсеке катера, когда он услышал, как кто-то идет к нему по пристани. Но гаечный ключ в правой руке занимал все его внимание, и начальник полиции проигнорировал звук шагов: может быть, на сей раз для разнообразия это кто-нибудь, кому он не нужен. И в самом деле, катер как стоял, так и стоял, никто не шагнул в него с пристани. Он вернулся к борьбе с семьюстами лошадьми, занимавшей его последние девяносто минут.

— Это твой последний шанс вылезти, — сказал он свече, угрожающе поднимая ключ. — Иначе я залью твою задницу антиржавчиной.

И тут с пристани донесся другой звук, на сей раз безошибочно узнаваемый: вежливое покашливание. Подавив готовое сорвать с губ проклятие, Перельман вытащил голову из моторного отсека, повернулся и, к своему немалому удивлению, увидел Констанс Грин, племянницу агента Пендергаста. Ведь именно так он ее представил? В то время Перельман был слишком занят обрубками, выброшенными на его берег, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Но он определенно запомнил ее фиалковые глаза и грациозную фигуру, ее поразительное сходство с Олив Томас.

— Миз Грин, — сказал он, закрывая люк и стирая тряпкой масло с рук.

Молодая женщина кивнула:

— Начальник полиции Перельман. Здравствуйте.

— Я веду сражение со взводом свечей зажигания.

— И кто побеждает?

— Свечи. Но даже поражение в эту минуту можно считать благодатью.

Она едва заметно улыбнулась ему. Последовало короткое молчание.

— Хотите на борт? — спросил он.

— С удовольствием.

Она оперлась на протянутую руку, и Перельман помог ей спуститься на планширь, а потом в маленькую кабину, в которой были два сиденья, а за ними мягкий диван. Она поблагодарила его, отставила в сторону свою сумочку, разгладила на себе стильное платье и села.

Перельман принялся комкать масляную тряпку, потом передумал, аккуратно сложил ее и бросил на кожух двигателя. В этой молодой женщине было что-то, заставлявшее его прибегать к самой изысканной манере поведения, и он достаточно хорошо знал себя, чтобы отдавать себе в этом отчет. Лет десять назад, перед тем как покинуть службу в Джупитерском полицейском отделении и перебраться с повышением сюда, он встречался с моделью высокой моды. Общего у них было примерно столько же, сколько у Кинг-Конга и Фэй Рэй, но за то короткое время, что они были вместе, она успела научить его кое-чему.