— Вы не знаете, что могло произойти с той группой, в которой была Мартина?

— Сеньор, я думаю, это очень просто: их схватили и арестовали на границе. Это часто бывает. Они под арестом в Штатах, поэтому никто о них ничего не знает. Раньше таких освобождали, а теперь держат в лагерях.

— Эль-Монито… расскажите мне о нем.

— Он бизнесмен. Берет большие деньги, но обещание выполняет. Я бы не вверял ему моих земляков, если бы считал его дурным человеком. То, что случилось с ними, случилось уже в Штатах.

— Как я могу встретиться с Эль-Монито?

Он снова протянул банкноту Запатеро, но тот опять словно не заметил ее.

— Я думаю, это будет затруднительно. Он человек замкнутый. Шесть месяцев назад мы договорились, что я приведу новую группу эмигрантов в Ла-Глорию в следующем месяце. Он там должен будет ждать с фурами, чтобы отвезти их на север. Другого способа встретиться с ним я не знаю.

— Если бы я приехал в Ла-Глорию, где бы я мог его найти?

Запатеро пожал плечами:

— Там есть кафе с баром, где я встречался с ним через бармена по имени Корвачо. Бар называется «Дель Чарро». Это на северной окраине города.

— Спасибо.

Колдмун снова предложил банкноту, но безрезультатно. Он занервничал: почему этот человек не берет деньги?

Запатеро посмотрел на него:

— Позвольте спросить, почему вас так интересует именно Мартина?

— Как и вы, я человек, выполняющий свою работу, и моя работа состоит в том, чтобы выяснить, что случилось с этой женщиной. К сожалению, я не могу сказать вам больше. Я работаю на хороших ребят — это все, что я могу сказать.

— Я принимаю ваше объяснение, — сказал наконец Запатеро и взял банкноту, аккуратно сложил ее и сунул в свой бумажник. — Пожалуйста, не говорите Эль-Монито, что вы встречались со мной. Он человек очень скрытный.

Когда Колдмун поднялся, собираясь уходить, Запатеро добавил:

— И, сеньор, он очень нервный человек. Нервный и с пистолетом — не самое хорошее сочетание.

37

Сорок пять минут спустя в дверь постучали. Потом в камеру проскользнул Флако. Он ничего не сказал, но этого и не требовалось: его взгляд переместился со Смитбека на листы бумаги, затем обратно. Сначала он не делал попытки подойти. Его явно сжигало любопытство, но, видимо, эта пауза дала ему время поразмыслить о рисках связей с пленниками.

Смитбек показал на рукопись:

— Это сделал ты? Ты сам?

— Sí.

— Правда? Извини, я не называю тебя лжецом, просто это… — он перелистал страницы, — действительно здорово.

На самом деле то, что он увидел, было не так уж здорово. Рисунки были неплохие — на их стиль, видимо, сильно повлияло искусство татуировки, которое, вероятно, и стало толчком. По иронии судьбы умение Флако лучше всего проявилось в лаконичных карандашных набросках, оставленных то тут, то там, судя по всему, для дальнейшей перерисовки чернилами. Возможно, у парня и впрямь был врожденный талант художника.

Сама же история не лезла ни в какие ворота. Отчасти, конечно, это объяснялось смесью испанского и английского — расшифровать эту смесь Смитбеку не всегда удавалось. Но перевод довольно легко организовать, а орфографические и синтаксические ошибки — ликвидировать. Главная трудность состояла в глупом и невероятном сюжете. Предположительно, это была автобиография бандита-мачо, украшенная экстравагантным и фантастическим насилием, невообразимыми сексуальными сценами и смехотворным героем с грудью колесом, который побеждает силы зла в фантазийной вселенной. Чистое говно.