Вообще-то в доме имелся лифт, но Парамыга предпочел топать по темноватой, не везде освещенной лестнице. Двигались не вместе. Хотя те, кто его похоронил заживо, вряд ли догадывались о том, что он уже выбрался из могилы, несостоявшийся покойник не хотел рисковать. Разделились еще во дворе. Галина, держа руку с «марго» в кармане джинсов, пошла вперед, а Парамыга, стараясь держаться в тени, — следом за ней метрах в двадцати. Перед этим они уговорились, что, заметив каких-то подозрительных лиц, Галина повернет обратно. Но никаких подозрительных не встретили, хотя, прежде чем войти в дом, еще несколько минут приглядывались: не наблюдает ли за ними какой-нибудь злоумышленник. Поэтому и в нужный подъезд тоже сначала вошла Митрохина, огляделась и подала знак Парамыге. Дальше они двигались так: Галина проходила лестничный марш от нижней площадки до верхней, а Парамыга оставался внизу. После того как Галина проходила следующий марш, Парамыга поднимался по предыдущему. В случае чего она должна была громко завизжать или выстрелить — в зависимости от обстановки. Добравшись до пятого этажа, Парамыга послал Митрохину проверить, нет ли кого на шестом.

Но, к счастью, все эти ухищрения оказались напрасными. Никто за ними не охотился. Подъезд мирно спал, даже подростков на лестнице не было. Тем не менее звонить в квартиру Парамыга тоже предоставил Галине.

— Спросят: «Кто?», ответишь: «От Кирилла». Если скажет: «Не знаю такого», постучи в двери три раза, но не торопясь, а размеренно: стук! стук! стук! После этого должна открыть бабка, маленькая, толстенькая, в сером льняном переднике с красной вышивкой. Если бабка откроет просто так или на ней передника не будет — бегом вниз. Ну а если откроет

вообще не бабка — шмаляй в упор и опять же убегай побыстрее.

Тут тоже все прошло без проблем. Бабка сказала все как нужно, открыла только после стука и была действительно в грязно-сером переднике с красными вышитыми цветочками. Она уставилась на Галину недобрым взглядом, поскольку, должно быть, не любила незнакомых людей. Но едва из-за спины Галины появился Парамыга, как на ее лице засияла улыбка.

— Заходите, заходите, детишки! — И это несмотря на то, что часы показывали уже второй час ночи.

— Здравствуй, тетя Даша! — сказал Парамыга. — Извини, что без бутылки, но это не от скупости. Закрутились, понимаешь…

Зашли. Квартирку нельзя было назвать ухоженной, но и хлевом тоже. Какой-то порядок здесь наводился, тухлятиной не пахло, и Митрохиной показалось, что выспаться она здесь сумеет. Тепло, уютно и, кажется, относительно безопасно.

Бабка пригласила их на кухню, выставила на стол бутылку водки, грибочки, сало, колбасу. Галина пить не отказалась и не пожалела. Нервы разом унялись, наступило ощущение безопасности и уюта.

— Мы у тебя впишемся на недельку? — Парамыга скорее проинформировал бабку, чем попросил разрешения. — Никого больше не ждешь?

— Господь с тобой — никого. Живите хоть месяц, если надо. Ты ж мне как сын родной. Опять от ментов бегаешь?

— Хуже, теть Даш. С Харитоном поссорился.

— Это ты зря. Помириться надо. Через ресторан, по-хорошему. Если хочешь, могу устроить. Хочешь, позвоню ему сейчас?

— Тогда, тетя Даша, сразу и мне, и себе, и девушке этой гробы заказывай.

— Свят, свят, свят! Неужто так серьезно?

— Очень. Так что постарайся, чтоб про нас с девушкой, кроме тебя, — ни одна душа. Телефон сотовый у тебя?

— Куда ж денется? У меня. Нужен, что ли?

— Главное, чтоб завтра был.

— Не съем же я его? Будет. Вам вместе стелить?

— Нет, лучше порознь. Я этой девушке, между прочим, шкурой своей обязан.