Я понятия не имел, как это делают сельские жители. — В Каподимонте, это во-он там. Там куда больше деревьев, чем в этих местах. И огромное озеро, озеро Больсена. Оно очень красиво. — Она сморщила нос и подняла лицо к небу, не обращая ни малейшего внимания на веснушки, уже обсыпавшие её щёки, точно золотистые хлопья. — Раньше я этого не замечала, но теперь вижу — мне недоставало сельских радостей.
Она уже сейчас была совсем не похожа на изнеженную любовницу Папы; её волосы были небрежно собраны в узел и заправлены в сетку, на юбке её практичного костюма для верховой езды осела дорожная пыль, и нигде: ни на платье, ни на волосах — не было видно ни одной жемчужины. Но деревенские жители, приходившие к краям дороги, чтобы поглазеть на блестящую процессию, всё равно знали, кто она такая. Женщины показывали пальцами и перешёптывались, мужчины сажали на плечи босоногих детей, чтобы те поглядели на блестящую процессию.
— Это граф ди Пезаро, — громко шептали крестьяне и крестьянки, но в округе было полно подобных мелких князьков, так что синьор Сфорца не удостаивался особого внимания, как он ни гарцевал во главе процессии на своём покрытом чепраком коне.
— Это дочь Папы, — шептали с гораздо большим воодушевлением, и новая графиня ди Пезаро махала рукой и кланялась, сидя в седле, приветливая, но отчуждённая, как и подобает знатной замужней даме.
— А это папская наложница! — шептали потом, и мужчины вытягивали шеи и жадно пялились на женщину, которая соблазнила самого наместника Бога на земле нарушить свои обеты, а Джулия смеялась и посылала воздушные поцелуи, совсем как девушка, попавшая на ярмарку. Чтобы достичь Пезаро, нам предстояло проехать ещё четыре или пять дней, но вечером третьего дня мой мул потерял подкову.
— Я не буду снимать вьюки с другого мула, чтобы освободить вам место, — сказал погонщик, когда я неуклюже слез с мула, стараясь не задеть навьюченные на него корзины. — Возвращайтесь в карету.
— Он может ехать сзади меня, — предложила мадонна Джулия, остановив свою кобылу, покрытую алым чепраком.
— Ни за что, — заявил я. — Вы начнёте снова говорить о поэзии или о тканях для платьев, и тогда я вас точно убью. А кардинал Борджиа приказал мне охранять вас, а не убивать, так что думаю, мне надо найти повозку, на которую можно сесть.
Джулия рассмеялась и велела одному из стражников найти повозку, на которой было бы достаточно места, чтобы усесться.
— Меня удивляет, что Чезаре Борджиа взял на себя труд что-то приказать вам касательно моей особы. Обычно он смотрит сквозь меня, словно я декоративная стеклянная ваза.
— На самом деле ему всё равно. — Я помассировал свои сведённые судорогой мышцы ног, пока не размял их. — Его не интересует никто, кроме членов его семьи. Но он знает, что Папа не сможет сосредоточить всё внимание на вопросе о надвигающемся вторжении французов, пока вы не будете в безопасности. Отсюда и его приказ мне.
— Опять эти французы! — Мадонна Джулия скорчила гримасу. — Вы полагаете, что они всё-таки нападут?
— Так думают люди, которые поумней меня.
— Нет никого умнее вас, Леонелло.
Обычно я бы с нею согласился, но я начинал думать, что в том, что касается ума, Чезаре Борджиа, пожалуй, даст мне несколько очков вперёд. Я обменялся с ним парой слов в день отъезда, когда он пришёл попрощаться с сестрой — он посадил её в карету с большой нежностью, поцеловав её в обе щеки и прошептав несколько слов по-каталонски, на языке, на котором между собой общались все Борджиа, — но потом он отвёл меня в сторонку. На нём были камзол и рейтузы, такие же чёрные, как мои, и идущие ему куда больше, чем его красные кардинальские одежды, и он дал своей тонзуре зарасти волосами.
— Хорошенько охраняйте мою сестру, — приказал он мне, туго наматывая на пальцы поводья своего коня. |