Изменить размер шрифта - +
Это очень меня трогало. — Тебе нравятся розы, Джулия? — спросил он, всё ещё рассказывая о своих планах посадить в саду замка больше цветов.

— В общем-то, можно предположить, не опасаясь ошибиться, что всем женщинам нравятся розы, — поддразнила его я. Я уже видела этот маленький сад — наверняка он полон солнца, и хозяйка замка может сидеть там в широкополой шляпе без тульи, подставив солнечным лучам свои волосы, обсуждая с дворецким повседневные дела и присматривая за играющими детьми.

Орсино начал говорить о лошадях и об имеющихся неподалёку от замка охотничьих угодьях, богатых дичью. В какой-нибудь другой вечер я была бы счастлива слушать его рассказ, но нынче у нас было слишком мало времени. Скоро подадут ужин, и за столом у нас будет гостья — час назад в карете приехала моя свекровь. В прихожей мы учтиво поприветствовали друг друга, и я проводила её в её комнату, чтобы смыть дорожную пыль, но я была уверена, что она не станет ждать окончания ужина и непременно явится ко мне до него, чтобы отчитать меня или своего сына или нас обоих.

— На озере есть множество уток и цапель, на которых можно охотиться с ловчими птицами, — сказал Орсино. — Я бы мог подарить тебе маленького кречета, если ты захочешь научиться...

— Муж мой, — мягко перебила его я. — Может быть, ты всё-таки скажешь прямо?

Он прочистил горло.

— Скажу что?

Я поставила свой кубок на стол и жестом велела сразу приблизившейся к нам Пантесилее, жадно вслушивающейся в наш разговор, отойти в сторону.

— То, зачем ты приехал ко мне в Каподимонте.

Он покрутил в руках свой кубок.

— Ты знаешь, чего я хочу.

— Да, но мне хочется, чтобы это сказал ты сам, — твёрдо молвила я. — Таковы уж мы, женщины.

Он сглотнул и решился.

— Я хочу, чтобы ты уехала со мной в Карбоньяно. — Говоря это, он даже посмотрел мне в глаза. — Это хорошее место, Джулия. Сначала мне придётся присоединиться к моим солдатам, но, когда сражение закончится, я вернусь к тебе. — Он робко улыбнулся. — Ты же знаешь, я хочу, чтобы ты ждала меня там.

Часть меня хотела того же. Чтобы Лаура выросла на берегу озера, далеко от каверзной политики Ватикана, которая была определяющим фактором во время недолгого детства Лукреции. Я могла бы жить тихой, уединённой жизнью; перестать быть шлюхой, в которую плюют на улицах. Быть просто молодой матерью, живущей в лоне семьи, водить свою дочь на мессу и есть свою любимую жареную корюшку. И я могла бы есть её столько, сколько хочу, потому что мне больше не надо будет оставаться стройной, просто для того чтобы поддерживать в мужчине страсть.

Но...

— Когда Папа прикажет тебе отослать меня обратно в Рим, — сказала я, — что ты будешь делать?

Его глаза блеснули.

— Может быть, Папа не прикажет тебе вернуться. Ты говорила, его письма полны гнева.

— Но он всё ещё хочет меня. — Долгая разлука со мною в самом деле разожгла его любовь — что, собственно, и было моей целью, когда я летом покинула Рим. Но похоже, я добилась слишком большого успеха. — Что ты сделаешь, если он явится за мною самолично, Орсино, вместо того чтобы посылать твою мать?

Мой молодой муж молчал, закусив губу; молчание затянулось. Затем раздался стук в дверь, и прежде, чем я послала Пантесилею открыть её, в комнату вплыла моя свекровь — квадратное напудренное лицо, завитые волосы и острый взгляд.

— Мадонна Адриана да Мила, — без всякой нужды объявил Леонелло.

— Добрый вечер, дети, — с широкой улыбкой молвила моя свекровь. Когда она увидела, что мы с Орсино в комнате не одни, а вместе с моими служанками, в её глазах мелькнуло облегчение. Упаси бог, если я останусь наедине с моим собственным мужем! — Так чудесно видеть тебя снова, Орсино.

Быстрый переход