Он вздохнул.

— А между тем прошло уже два месяца, а вы всё ещё затянуты в это платье, вместо того чтобы лежать здесь на траве обнажённой с золотоволосой маленькой девочкой, уже растущей у вас в животе, и благодарить за это мне следует Коллегию кардиналов. — Родриго Борджиа посмотрел на меня, подняв бровь. — Одно радует — если Папа скоро умрёт, то у меня наконец появится время, чтобы посвятить его вам.

Моё лицо сравнялось по цвету с розами в моих волосах.

— Так Папа умирает? — тупо спросила я.

— Да, и ждать осталось недолго. Правда, он умирает уже несколько лет, так что кто знает, намерен ли он действительно умереть сейчас. — Кардинал перевернулся на спину, потом сел на траве и положил голову мне на колени.

Я, нахмурившись, наклонилась над ним.

— Разве я вам это позволила?

— Нет.

— Сейчас же уберите свою голову с моих колен!

— Нет.

— Ну, ваше преосвященство, в самом деле...

— Вы, разумеется, можете сбросить меня на землю. — Его глаза весело блеснули. — Но это конечно же обидит Лукрецию — она очень заботливая дочь, особенно когда видит, что я устал.

Я сверху вниз всмотрелась в его лицо — его тёмные глаза впали, кожа под ними посерела.

— Вы действительно выглядите усталым, — нехотя признала я.

— Когда Папы умирают, это прибавляет работы всем. А поскольку, когда он умрёт, созывать конклав придётся мне, на меня обрушивается водопад взяток. Хотите изумрудный браслет? Только вчера мне подсунул его под тарелку кардинал Пикколомини. Само собой, он хочет купить мой голос при выборах нового Папы. Они все хотят одного и того же. Кардинал делла Ровере готов заколоть меня кинжалом только лишь за то, что я кивал, когда кардинал Карафа что-то шептал мне на ухо. Я стараюсь кивать как можно чаще, потому что досадить делла Ровере для меня — одно из главных удовольствий в жизни.

— А разве вы сами не хотите стать Папой? — спросила я, глядя на его лицо. — Я думала, все кардиналы этого хотят.

— Только не я, — весело сказал он. — Папа, который обожает своих незаконнорождённых детей и совращает золотоволосых новобрачных? Боже упаси!

— Но у пап могут быть незаконнорождённые дети. — Я знала все сплетни. — У Папы Иннокентия их двое.

— На самом деле их у него шестнадцать.

По-видимому, всё-таки не все сплетни.

— Однако у него нет любовницы, — отпарировала я. — Во всяком случае, после того, как его избрали. Папе всё же нужно поддерживать своё реноме.

— Ну, вот, видите? Зачем тогда становиться Папой? — Кардинал Борджиа зевнул. — Уж я этого точно не хочу.

— Лжец. На самом деле вы хотите стать Папой, так зачем же вы преследуете меня? Вам всё равно пришлось бы меня бросить, и что бы тогда со мною сталось? — Я знала, что бы на это ответила моя мать, не говоря уже о моём духовнике. — Если я отдам вам свою добродетель, то попаду в ад.

— Девочка моя, вовсе нет. Как вы думаете, для чего существует исповедь? Ну же, ответьте мне.

Я вздохнула.

— На исповеди мы сознаемся в наших грехах, чтобы покаяться в них.

— Верно. — Он, не вставая с травы, перекрестился. — Но на самом деле из-за нескольких плотских грехов не стоит бояться адского пламени, Джулия Фарнезе.

— Меня учили по-другому!

— Если бы Бог в самом деле возражал против моего выводка красивых детей или против моей всесокрушающей страсти к вам, — с этими словами он поднял руку и провёл пальцем по моей щеке, — разве бы он возвысил бы меня до звания одного из своих святейших кардиналов? Нет.