В дополнение он носил свободные кахулавинские штаны и ботинки, отороченные черной гривой ориксена. На нем не было ни перевязи с мечом, ни копья в руках. Он опирался на почетный жезл, увенчанный фигурой твари, подобных которой я никогда не видел и даже не слышал о таких – но было в ней что‑то, предполагающее великую опасность.

Крыса – это была крыса, но в сравнении со стоящими рядом фигурками изрядно увеличенная в размерах – больше походила на тех недавно появившихся чудовищ, которых я сам убивал на скальных островах.

– Тебе интересны мои люди, Хинккель?

Я был так увлечен куклами, что даже вздрогнул. Рядом со мной стояла Равинга.

– Кошачьи танцоры – я однажды видел небольшую группу таких. Но человек… и крыса…

– Таких, как этот человек, ты никогда не видел, да и не мог видеть в своих дальних краях. Там нет хранителей древнего знания…

– У нас есть Помнящие, которые говорят на пирах, – возразил я. Это неявное обвинение в варварстве уязвило меня больше, чем когда‑либо раньше.

– Да, и они хорошо обучены – истории вашего народа. Но ведь были и другие, до вас, а вот об этом ваши предания не упоминают ни словом. Он, – показала она на мужчину, – был искателем странного знания, некогда пересекшим Безысходную пустошь, еще до того, как первый император был коронован.

– Но никто – ни человек, ни зверь – не отважится вступить в сердце пустоши!

– Крысы могут, – ответила она. – Много знаний утрачено, Хинккель. Некоторые – умышленно. Есть еще поверье, что если начнешь думать о темных вещах из любопытства, то можешь пробудить нечто большее, чем хотелось бы. Да, этот человек владел огромной силой, не имевшей отношения к копью или мечу. А крыса была его символом.

От одной мысли, что кто‑то может использовать эту мерзкую тварь в качестве эмблемы своего Дома, меня замутило. Но теперь я четко увидел, что знак, запечатленный на открытой груди этого человека, был контуром крысиной головы, таким же, как головы леопардов на моих ладонях.

– Откуда ты знаешь о нем? – Возможно, мой вопрос был дерзостью, но я не мог удержаться, чтобы не задать его.

– Я Страж, Хинккель. Из поколения в поколение, из царствия в царствие некоторые женщины передавали древнее знание. Возможно, что‑то оказалось утраченным или непонятым, поскольку знания переходили из уст в уста, и порой бессознательно искажались тем или той, кто хранил их. Я не могу быть уверена, насколько истинно то, что я сама знаю ныне, но этого хватает, чтобы встревожить меня. Это Илантилин, когда‑то происходивший из Дома Борее, – Она снова показала на фигурку. – Само его имя в свое время было проклятием. Он добивался многого, чего‑то достиг, он разделял Дома и земли, стремясь к большему. Даже звери, кроме тех чудовищ, которых он собрал в свое стадо, были вовлечены в его войну. И в результате они тоже претерпели изменения. Хинккель, – теперь она посмотрела на меня, и в ее позе было нечто напоминающее моего отца, когда тот говорил о каком‑то моем проступке, – все наши жизни идут по кругу. Мы рождаемся, выбираем себе дело по сердцу или по необходимости, умираем. Высший Дух забирает нас, переплавляет и включает в новый узор. Просто мы не сохраняем память о том, что было прежде, поэтому часто совершаем одни и те же ошибки. Такова и жизнь в наших королевствах – мы следуем узору, но порой этот узор искажается.