С того дня она смотрела на эту «пару» другими глазами. Двое из ларца, одинаковых с лица. Два сапога пара… И дружить умеют, как никто.

Открою тебе, читатель, чужую тайну. Это секрет. Ты ведь никому не расскажешь? «Двое из ларца» никогда не считали себя парой, они просто любили друг друга – искренне, окончательно и бесповоротно, сами об этом не зная.

Музлитература

А зря! Вера Вячеславовна рассказывала удивительные вещи – историю музыки, биографии композиторов, этапы их творческого становления и перипетии жизненного пути. Маринэ внимательно слушала, но через пресловутые десять минут слушать уже не могла и сидела, сложив на коленях руки и витая мыслями где-то очень далеко. Вспоминала бабушку Этери из Леселидзе, и тётю Маквалу с её близнецами.

Далекое лето

Напрасно Маринэ оправдывалась и говорила, что не заметила обидчиков в густой листве (хитрые близнецы сидели тихо и ждали, когда Маринэ выйдет из дома, хурма росла у самого крыльца, и обойти её было технически невыполнимо. Маринэ наливала в таз воды, снимала платье и стирала его три раза подряд… Но на нём всё равно оставались следы.

Карательные меры к близнецам не применялись (маленькие ещё, что с них взять), но если Этери замечала торчащую из зеленой раскидистой кроны смуглую маленькую руку или босую ногу в кожаной сандалии, то резко дёргала за неё и назидательно говорила сидящему под деревом Анвару (или Анзору, их не различить): «Больно? Вот и деревцу больно. Что ж ты плодам не даёшь созреть, не жалко тебе их? Деревце их так долго растит, соком поит, на солнышке греет, чтобы к новому году угощение в доме было. А ты что делаешь?! Вот матери скажу, забудешь дорогу в мой сад» (Угощение к новому году – вяленая хурма с грецкими орехами, традиционное новогоднее блюдо).

И всё продолжалось по-прежнему. Близнецы кидались хурмой, Маринэ не могла ответить тем же (Этери запретила, и обзываться запретила тоже) и молча шла стирать платье, в двадцатый раз. Потом сидела под бабушкиной чинарой, в одних трусиках, и терпеливо ждала, пока оно высохнет: другого платья бабушка не давала, справедливо рассудив, что «так хоть одно испорчено, а так – все в пятнах будут»

Далекое лето. Продолжение

В двенадцать лет бегать по посёлку в шортах – выходило за пределы Марининого понятия о приличиях. Другое дело – море. На море можно не стесняться, купайся хоть голышом, никто тебе ничего не скажет. И во дворе можно ходить без платья, это даже полезно, так бабушка говорит. И гимнастику Маринэ делает налегке, предварительно вытащив из колодца ведро воды и поставив его на солнышко, а бабушка Этери шутит: «Зачем воду на солнце выставила, ты кипятком обливаться собираешься?».

Маринэ хитро улыбается: на солнце ведро нагревается, и вода уже не кажется колодезно-ледяной, а кажется вполне переносимой. Нормальной. Маринэ привыкла, и платье ей ни к чему: как водой обливаться в платье?)

В огороде она работает в шортах и широкополой соломенной шляпе, оставленной бабушке кем-то из жильцов (бабушка сдаёт на лето две комнаты с общей верандой, на две семьи, берёт с постояльцев дорого, объясняя это тем, что – должны же быть деньги в доме. Впрочем, бабушкины жильцы всем довольны, приезжают каждый год).

Шляпа Маринэ нравится, она нарядная и очень ей идёт, так сказали Анвар и Анзор. Она защищает от солнца лицо, и закрывает плечи, и приятно щекотит соломенными кончиками голую спину… Иначе бы Маринэ испеклась как баклажан: ведь солнце палит нещадно. Бабушка Этери говорит, что тело должно дышать, в Москве девочке так ходить неприлично, а здесь можно: солнышко у них жаркое, море тёплое… Леселидзе – рай на земле!

Послеполуденный отдых

– Бэбо, сакиро гарцвэули дацмарэба?

– Чэми дамхмарэ мовида! Даигалэ?

– Цотати.