«Виват, Россия...» – подумал Филатов, укладывая пьяного на полку тычком в один из нервных узлов.

– Теперь проспит до Москвы, – сказал он помогавшему ему соседу, удивленно смотревшему на то, как буйный алкоголик расслабляется после одного движения Юриного пальца. – Пошли, дурня дам...

Они играли в дурака и выпивали по маленькой до того момента, когда проводница объявила:

– Подъезжаем к Москве, санитарная зона! Туалеты закрываю!

Хотя до столицы было еще несколько часов, в вагоне начали дружно собираться, и обжитое за несколько суток место приобрело вид эвакуируемого дурдома. Дружно заревели дети, продрали глаза пьяные, не понимая, где они находятся. Филатов, вовремя успевший побриться, принялся смотреть в окно на подмосковные пейзажи...

Первопрестольная встретила его дождем. Десантник сдал в камеру хранения чемодан и стал не спеша соображать, куда для начала податься. Время было обеденное; он разыскал недалеко от вокзала какой-то новый ресторан и плотно поел, заказав овощной салат, холодник, истекающий маслом шницель, который запил сухим вином.

После обеда Филатов отправился на переговорный пункт и стал наудачу набирать телефонные номера. В ежовской квартире Жестовских трубку подняли сразу.

– Здравствуйте. Могу я услышать Леню Жестовского?

– Здравствуйте... – по голосу Филатов определил, что это была его мать. Только вот голос ее был какой-то усталый, что ли... – А кто это?

– Это... – Юрий не стал темнить, – Юрий Филатов.

– Господи, Юрочка! – Маргарита Петровна заплакала. – У нас горе...

– Что случилось, тетя Рита? С Леонидом что-нибудь? Он... жив?

– Жив. Только... Посадили его. Какое-то оружие будто бы продать хотел. Юрий, у нас же Мариночка заболела, неизлечимо, говорят...

– Так. Где Тамара?

– В Москве, там же им квартиру дали, все так хорошо было...

– Дайте мне их адрес и телефон!

– Пиши... – она продиктовала семь цифр. – Юрочка, милый, что делать?

– Ждите, тетя Рита, я все точно узнаю и вам перезвоню. Только, ради бога, никому про мой звонок не говорите!

– Я понимаю, Юрий...

Вот оно. Вот то, что звало из колымской глуши, что заставило вернуться в Москву. То, о чем говорила старая Нора. В телефонной будке переговорного пункта ощутимо запахло кровью.

Перевод в Генштаб стал для прапорщика Жестовского полной неожиданностью. Он думал, что после нападения на часть дело закончится, как минимум, гауптвахтой, а тут – вызов в Москву, переговоры, предложение занять должность командира взвода в управлении обеспечения, квартира сразу же... И это после девяти трупов. Было чему удивляться.

Они с Тамарой и шестилетней Маринкой перебрались быстро, по-военному. Начали обживаться в двухкомнатной квартире в стандартной пятиэтажке на окраине. Служба была необременительной – Леонид командовал подразделением, в котором служили водители, охранники, повара, короче, всевозможная штабная обслуга. Там вполне справлялись командиры отделений, контрактники, прекрасно знавшие свои обязанности, и сержанты-срочники, которые, конечно, похаживали в самоволки и выпивали иногда, но своих подчиненных, особенно «молодых», держали крепко. Так что должность командира сводилась в основном к передаче приказаний и получению накачек от начальника управления, если его подчиненные где-либо «отличались».

В середине апреля, только перевезя в Москву вещи, они отправили Маринку на Украину, где жили родственники Жестовских. Маринка все просила показать ей Чернобыльскую станцию... Деревня была недалеко от границы зоны отселения.

Обычно симптомы радиационного облучения проявляются не так скоро, но то ли слишком сильную дозу схватила девочка, то ли организм ее был патологически восприимчив к излучению – через месяц малышка уже не вставала с постели.