— Все равно.

Приехав к себе, Полина зажгла свет в комнатах, включила электрообогреватель — прямо в лицо подул горячий воздух. Но теплее не стало — от такого озноба нелегко избавиться. Она села у телефона, умоляя его позвонить. Но как назло, в этот вечер надоедавший как правило аппарат молчал. Куда-то запропастилась даже Алла, имевшая особенность звонить по пустякам в самые неподходящие моменты. Впервые за этот день Полина вспоминала о ней и тут же набрала номер, предчувствуя неладное. В трубке раздался голос — трудно узнаваемый, но, несомненно, живой.

— Инка? Извини, голова раскалывается. Сдохну когда-нибудь от этой мигрени. Валялась весь день в отключке, телефоны вырубила. Гешка в командировке, некому стакан воды в лицо бросить. — Она застонала.

— Ты у себя в офисе не была?

— Куда там, до унитаза с закрытыми глазами доползаю, чтобы не блевануть. Наглоталась спазмалгона, от него только хуже мутит. Представляешь, мировая наука ещё не доперла, как бороться с этой пыткой… Понтия Пилата хоть Иешуа мог исцелить…

— Ал… — перебила Полина, — ты не в курсе, что у нас произошло?

— В курсе. Только что Надька прорвалась, — говорит, в «Ониксе» аврал то ли растраты, то ли договора какие-то полетели… О-о… Даже говорить об этом дерьме не могу… Нормальная военная ситуация. Не паникуй ты попусту.

— Черт с ними, с договорами, с растратами. Глеб пропал.

— Чего-чего?.. — В трубке зашуршало. — Извини, я полотенце мокрое с башки сняла. — Как пропал? Куда?

— Ладно. — Полине совсем не хотелось распространяться по этому поводу. — Придешь в себя, — позвони.

Минут через десять приехала Соня и захлопотала на кухне. Заварила прихваченные с собой травы и заставила Полину выпить отвар, проглотив таблетку.

— Поди подремли, я подежурю. Возьми себя в руки, Полина. Ты будущая мать, вполне взрослый человек, чтобы осознавать ответственность. — Она внимательно посмотрела сквозь крупные очки. — Ничего не ела, не спала и ужасы внутри себя накручиваешь… Э-эх…

— Боюсь, очень боюсь… — Полина стучала зубами, кутаясь в плед. Предчувствие гадкое.

— Ничего не поделаешь — надо ждать. Все прояснится, все. — Соня, такая маленькая и хрупкая рядом с Полиной, отвела её в спальню. — Давай, помогу раздеться.

Полина отрицательно мотнула головой и села на покрывало — от питья и таблетки её действительно потянуло в сон.

Соня сдернула покрывало, хотела было помочь Полине раздеться, но лишь сокрушенно вздохнула и присела рядом.

— Думаешь, мне не понятно, что ты сейчас чувствуешь? Эх, Полиночка… Я уже полвека таскаю, как это теперь говорят, «венец безбрачия». Кончила институт, так и засела в библиографическом кабинете. Шестнадцать дам вокруг и две трети тоже безбрачные… Так и сидят все до пенсии. Если бы не Андрюша, не узнать мне, для кого мировая поэзия писана. Любовь, любовь… Стыдно сказать, вдруг почувствовала себя двадцатилетней, даже стрижку сделала, как тогда, в институте, и жест эдакий появился, девический — челку со лба откидывать. Седенькую… — Соня отбросила назад волосы. — Я их раньше синькой полоскала, а теперь специальной пенкой подцвечиваю. И тряпочек понакупила, словно невеста…

— Синий — цвет траура… — сквозь полудрему пробормотала Полина. Ненавижу.

— Поспи, детка. Считай, я тебе сказки рассказываю. «Спокойной ночи, малыши»… У меня тоже сердце разрывается.