«Нам страх был неведом…

         Еще на Кавказе сжигали аул за аулом…»

         С коричневым пледом

         и стулом

         в аллее стоял,

         дожидаясь,

         надутый лакей его, Яшка.

         Спускаясь

         с террасы, военный по ветхим ступеням стучал

         деревяшкой.

    1904

    Москва

Весна

         Все подсохло. И почки уж есть.

         Зацветут скоро ландыши, кашки.

         Вот плывут облачка, как барашки.

         Громче, громче весенняя весть.

         Я встревожен назойливым писком:

         подоткнувшись, ворчливая Фекла,

         нависая над улицей с риском,

         протирает оконные стекла.

         Тут известку счищают ножом…

         Тут стаканчики с ядом… Тут вата…

         Грудь апрельским восторгом объята.

         Ветер пылью крутит за окном.

         Окна настежь – и крик, разговоры,

         и цветочный качается стебель,

         и выходят на двор полотеры

         босиком выколачивать мебель.

         Выполз кот и сидит у корытца,

         умывается бархатной лапкой.

         Вот мальчишка в рубашке из ситца,

         пробежав, запустил в него бабкой.

         В небе свет предвечерних огней.

         Чувства снова, как прежде, огнисты.

         Небеса все синей и синей,

         Облачка, как барашки, волнисты.

         В синих далях блуждает мой взор.

         Все земные стремленья так жалки…

         Мужичонка в опорках на двор

         с громом ввозит тяжелые балки.

    1903

    Москва

На окраине города

         Был праздник: из мглы

         неслись крики пьяниц.

         Домов огибая углы,

         бесшумно скользил оборванец.