– Дело корабельного врача определить причину. На мой взгляд, смерть настигла его внезапно. Сердечный приступ, кровоизлияние в мозг или что‑нибудь в этом роде.
Она вздрогнула и ничего не ответила. Мне самому покойник был не в диковинку, и все же какие‑то мелкие мурашки и у меня поползли с шеи вниз по спине, и я ощутил нечто вроде озноба. Теплый ветерок всего за несколько секунд отчего‑то стал значительно прохладнее.
Появился доктор Марстон. Ни беготни, ни даже поспешности от него ожидать не приходилось: это был неторопливый, размеренный человек с неторопливой, размеренной походкой. Великолепная седая шевелюра, аккуратно подстриженные седые усы, гладкое лицо без морщин, на удивление для его почтенного возраста, спокойные, внимательные, ясные голубые глаза, заглядывавшие вам прямо в душу. Каждому инстинктивно становилось ясно: вот врач, которому можно всецело довериться. Очередное свидетельство того, что инстинкты – вещь опасная, и лучше всего их всегда слушать... и поступать наоборот. Признаю, что уже первый взгляд на сего эскулапа приносил пациенту облегчение – тут все хорошо. Хуже могло получиться дальше: поддаться очарованию и вручить ему в руки свою жизнь. Смею заверить, что шанс не получить ее обратно был весьма реален. Эти проникновенные глаза не заглядывали под обложку «Ланцета», мимо них прошли все новинки медицины, начиная с довоенных лет. Да и не нужно им это было. Их обладатель и лорд Декстер вместе ходили в школу, воспитывались в закрытом интернате, учились в университете. Покуда рука его держала стетоскоп, о работе доктор Марстон мог не беспокоиться. Да и сказать по правде, когда дело доходило до лечения состоятельных старух, страдающих ипохондрией, ему не было равных на всех морях.
– Итак, Джон, – прогудел он. За исключением капитана Буллена, ко всем офицерам корабля он обращался только по имени, как строгий классный наставник обращается к способному ученику, за которым тем не менее нужен глаз да глаз. – В чем дело? Красавчик Броунелл захандрил?
– Боюсь, что дело хуже, доктор. Умер.
– Господи боже! Броунелл? Умер? Дай‑ка мне посмотреть. Пожалуйста, прибавь свету, Джон. – Он плюхнул на стол свой чемоданчик, выудил оттуда стетоскоп, прослушал Броунелла и там, и тут, пощупал пульс и выпрямился со вздохом. – В расцвете лет, Джон. И довольно давно уже. Здесь жарко, но я бы сказал, что он скончался больше часа назад.
В дверях появился темный силуэт, который ввиду своих размеров мог принадлежать только капитану Буллену. Капитан стоял молча, прислушиваясь.
– Сердечный приступ, доктор? – осмелился предположить я. В полной некомпетентности его обвинить было нельзя, он просто устарел на четверть века.
– Дай‑ка мне посмотреть, дай‑ка мне посмотреть, – повторил Марстон, повернув голову Броунелла и разглядывая ее в упор. Он вынужден был смотреть в упор. На корабле каждый отлично знал, что при всей проникновенности своих голубых глаз Марстон был близорук, как крот, а очки носить отказывался. – Погляди‑ка сюда. Язык, губы, глаза, цвет лица в первую очередь. Тут нет сомнения, никакого сомнения нет. Кровоизлияние в мозг. Крупное. В его‑то годы. Сколько ему было, Джон?
– Сорок семь или восемь. Что‑то в этом роде.
– Сорок семь. Всего сорок семь, – он покачал головой. – Все моложе и моложе люди уходят. Вот к чему приводят эти постоянные стрессы.
– А эта откинутая рука, доктор, – спросил я, – она ведь тянулась к телефону? Вы думаете...
– К сожалению, это лишь подтверждает мой диагноз. Почувствовал приближение этой пакости, пытался позвать на помощь, но все произошло слишком быстро. Бедный красавчик Броунелл! – он повернулся и заметил стоявшего в дверях Буллена. – А, вот и вы, капитан. |