– Там были мисс Бересфорд и мистер Каррерас. Не хотел, чтобы они что‑нибудь заподозрили. Если по кораблю пройдет слух, что мы подозреваем убийство, тогда убийцы окажутся вынужденными срочно принять меры, чтобы нанести нам упреждающий удар. Не знаю уж, что бы там они сделали, но, судя по прежним их действиям, предполагаю, что это нечто чертовски малоприятное.

– Мисс Бересфорд? Мистер Каррерас? – Буллен прекратил сжимать кулаки, но было видно, что в любой момент он может возобновить свое занятие. ‑Мисс Бересфорд вне всяких подозрений. Но Каррерас? И сын его? Только сегодня взошли на борт и при столь необычных обстоятельствах. Тут может быть какая‑то связь.

– Нет ее. Я проверял. Каррерасы, и старший и младший, все два часа до того, как мы нашли Броунелла, провели сначала в салоне, а потом в телеграфном салоне. У них железное алиби.

– Кроме того, это было бы уж слишком очевидно, – согласился Макилрой. – Мне кажется, капитан, пришло время нам снять фуражки перед мистером Картером. Пока мы тут рассиживались и били баклуши, он бегал по всему кораблю и, кроме того, работал головой.

– Бенсон, – сказал капитан Буллен, не продемонстрировав желания снять фуражку. – Причем здесь Бенсон? Тут какая связь?

– Вот какая, – я подпихнул к нему лежавший на столе блокнот с бланками радиограмм. – Я проверил последнюю радиограмму, дошедшую до мостика. Обычное сообщение о погоде. Время 20.07. Но позже в этом блокноте было записано еще одно послание, как обычно – через копирку. Текст неразличим, но людям с современным криминалистическим оборудованием прочесть его – детская забава. Различим только отпечаток двух последних цифр. Поглядите сами. Совершенно ясный. Тридцать три. Это означает 20.33. В этот момент пришло сообщение настолько срочное, что Броунелл не стал ждать, как положено, вестового с мостика, а решил сам передать его по телефону. Вот почему он тянулся рукой к трубке, а не потому, что внезапно почувствовал себя плохо. И тут его убили. Кто бы это ни был, ясно, что он должен был убить. Просто оглушить Броунелла и выкрасть радиограмму он не мог, поскольку, придя в себя, тот немедленно передал бы ее содержание на мостик. Следовательно, это было, – добавил я задумчиво, чертовски важное сообщение.

– Бенсон, – нетерпеливо повторил Буллен. – Как насчет Бенсона?

– Бенсон оказался жертвой собственной привычки. Хью тут говорил, как Бенсон непременно выходил покурить на палубу между половиной девятого и без двадцати девять, пока пассажиры обедают. Обычное место его прогулки как раз под радиорубкой. Радиограмма пришла, и Броунелл был убит как раз в течение этих минут. Должно быть, Бенсон услышал или увидел что‑то странное и пошел проверить. Возможно, он даже стал свидетелем убийства. Поэтому тоже должен был умереть.

– Но почему? – возмутился Буллен. – Он все еще не верил ни единому моему слову. – Почему, почему, почему? Почему его убили? Почему это сообщение было так отчаянно важно? Вся эта история – бред сумасшедшего. И что, в конце концов, могло быть в этой радиограмме?

– Чтобы выяснить это, нам и надо идти в Нассау, сэр.

Буллен посмотрел на меня, потом на стакан, решил, очевидно, что предпочитает его содержимое мне, вернее тем дурным новостям, что я принес, и в два глотка с ним расправился.

Макилрой к своему не притронулся. Целую минуту, наверно, он крутил его в руках, рассматривал и наконец сказал:

– Ты немногое упустил, Джонни. Но об одном все же не подумал. Сейчас на вахте в радиорубке Питере, не так ли? Откуда тебе известно, что то же сообщение не придет снова? Может быть, оно требовало подтверждения о приеме. Если это так и подтверждения не было, наверняка оно придет еще раз.