– Возможно, мистер Каррерас будет так любезен, – начал я.

– Конечно, – Каррерас понял меня с полуслова. – Для меня большая честь проводить юную леди до ее каюты, – он с легким поклоном предложил ей руку. Она ухватилась за нее, не скрывая радости, и они удалились. Спустя пять минут в радиорубке все было приведено в порядок. Питере сел на место покойника, доктор Марстон вернулся к своим миллионершам, светскую болтовню с которыми он регулярно перемежал принятием дозы забористого напитка, капитан отдал мне распоряжения, я сплавил их боцману, и Броунелл, обернутый в холстину, перекочевал в кладовую плотника.

На несколько минут я задержался в радиорубке и, болтая с насмерть перепуганным Питерсом, бегло просмотрел последние радиограммы. Все радиограммы записывались в двух экземплярах, оригинал шел на мостик, копия подшивалась в журнал.

Верхний листок не содержал ничего особо важного, просто предупреждение об ухудшении погоды к юго‑востоку от Кубы: то ли намечался циклон, то ли нет. Обычное дело, да и слишком далеко, чтобы нас тревожить. Я поднял блокнот с бланками, лежавший около локтя Питерса.

– Можно я возьму это?

– Берите, – он был все еще слишком расстроен, чтобы хоть поинтересоваться, зачем он мне понадобился. – Тут в столе таких навалом.

Я вышел, погулял некоторое время туда‑сюда по палубе и направился в каюту капитана, куда мне велено было прийти по завершении своих дел. Капитан сидел за столом в кресле, а на диванчике пристроились Каммингс и старший механик. Присутствие Макилроя, короткого, толстого ирландца, прической и выражением лица смахивавшего на веселого забулдыгу‑монаха, означало, что капитан очень озабочен и собрал военный совет. Способности Макилроя не ограничивались машинами возвратно‑поступательного действия. За пухлым, вечно смеющимся лицом скрывался ум, наверно самый проницательный на «Кампари». Тут я учитываю и мистера Джулиуса Бересфорда, который наверняка обладал достаточно проницательным умом, чтобы сколотить свои три сотни миллионов или сколько там у него было.

– Садитесь, мистер, садитесь, – проворчал Буллен. «Мистер» не означал, что я в черных списках, просто еще одно свидетельство озабоченности капитана. – Никаких пока следов Бенсона?

– Совершенно никаких.

– Чертов рейс! – Буллен махнул рукой на поднос с бутылкой виски и стаканами. – Угощайтесь, мистер, – непривычная щедрость и либеральность – лишнее доказательство, как он озабочен.

– Благодарю, сэр, – я угостился от души – когда еще такой случай представится? – и спросил: – Что мы будем делать с Броунеллом?

– Какого черта вы это спрашиваете? Что мы будем делать с Броунеллом?

У него нет родственников, уведомлять некого, никаких разрешений испрашивать не нужно. В главную контору сообщили. Погребение в море, на рассвете, пока не поднялись и не пронюхали пассажиры. Чтобы не испортить им их проклятый рейс.

– Не лучше ли доставить его в Нассау, сэр?

– Нассау? – он уставился на меня поверх своего стакана, потом осторожно поставил его на стол. – Разве из‑за того, что один парень отдал концы, мы все теперь должны с ума посходить?

– Нассау или любая другая британская территория. Или Майами. Любое место, где компетентные власти, полицейские то бишь, смогут разобраться в деле.