Жители окрестных деревень везли зелень и фрукты для городского рынка, иногда пастухи гнали один-два десятка овец или коз, степенно ступали вьючные лошади или верблюды под присмотром погонщиков с дочерна загоревшими лицами — караваны из дальних стран: Шема, Кофа, а может быть, из Офира или Аргоса. Однако те, кого ожидал Конан, не появлялись. Уже солнце поднялось высоко, утренняя свежесть сменилась полуденным зноем, а он все сидел на том же месте, прислонившись к зеленоватой потрескавшейся коре старого дуба.

Перед мысленным взором варвара кружил рой воспоминаний. Как все-таки боги могут повернуть жизнь человека! Если бы он тогда, в Аренджуне, не стал обхаживать любовницу префекта стражи Кагуля, то не узнал бы ни про Глаз Эрлика, ни про Испарану. Самый обыкновенный случай! Спасаясь от стражников Кагуля, киммериец выбрался на крышу и оттуда услышал, как в верхней комнате таверны двое планируют ограбить волшебника Хисарр Зула, у которого находился Глаз Эрлика. Одной из двоих и была Испарана. Варвар, узнав, что навестить чародея они собираются через две ночи, решил опередить их, но не успел, они тоже пришли раньше. Конан убил напарника Испараны, Карамека, но ей удалось ускользнуть, и он отправился в погоню за женщиной и амулетом. Один, в пустыню, с одной-единственной лошадью. Глупец! Но боги позаботились о нем, и варвар не только догнал Испарану, но и подменил настоящий камень на копию, которую дал ему Хисарр Зул.

А, кроме того, имел глупость влюбиться. Такая женщина! Столь же вероломна, сколь и прекрасна… Как она владела мечом! А броски ее кинжала дважды спасали киммерийцу жизнь. Из-за нее он даже попал в плен к работорговцам, но сумел не только освободиться сам, но и Испарану вытащил из неволи. Потом они отвезли камень Актер-хану, и после всей суеты с заговором Балада, убийством правителя и воздвижением на трон юного Джунгира Конан не остался в Замбуле. Они распрощались с Испараной, как он тогда думал, навсегда. Однако судьба повернулась так, что вот он сидит здесь и ждет встречи с этой женщиной, которую так и не смог забыть.

Варвар уже начал терять терпение, когда, наконец, вдали показалась группа всадников и несколько навьюченных лошадей. Впереди скакали около десятка вооруженных копьями и луками туранских конников. Варвар узнал их по низкорослым гирканским лошадкам и характерной посадке седоков с опущенными поводьями и свободно болтающимися руками. Туранские всадники, больше половины которых были гирканцами, чувствовали себя на лошади лучше, чем некоторые на своих двух ногах. О них говорили так: «Рождаются на коне, проводят на нем жизнь и умирают в седле». Конан по себе знал, как трудно победить этих воинов, которые словно приросли к спине своего коня.

Они свободно стреляли из лука на полном скаку, отлично действовали копьем и мечом, и выбить их из седла было далеко не простым делом даже для него. Этих лихих наездников часто брали служить в охрану многие вельможи не только в Туране, но и в соседних странах: Заморе, Кофе и Офире, да и дальше на западе можно было встретить черноволосых и скуластых воинов на мохнатых невысоких лошадях. «Это те, кого я жду». Варвар поднялся на ноги и не спеша побрел к дороге. Когда всадники подъехали ближе, стало ясно, что среди них находилось несколько женщин. Одна из них, в белой блузе и широких шароварах-сирваль золотистого цвета, с гривой вьющихся черных волос, была хорошо знакома киммерийцу.

Испарана.

Глава четвертая

Конан встал на пути кавалькады и поднял руку.

— Что тебе надо? — крикнул едущий впереди всадник, хватаясь за рукоять меча. Его белые зубы блеснули в недоброй усмешке.

— Меня прислал Хафар, — ответил варвар, придерживая его лошадь. — Где Джунгир-хан?

— Хафар нам ничего не говорил о тебе, — недоверчиво взглянул на него всадник. — Чем ты докажешь, что ты от него?

— Тогда я поговорю с Испараной.