— А потом вы продали дом, — подсказал Джек.

Брайант вздохнул и посмотрел на свои большие руки, уже не покрытые трещинами и ссадинами. Теперь ему регулярно приводили их в порядок и полировали ногти в салоне для джентльменов в Кэмборне.

— Верно, потом мы продали дом. Меня всегда возмущало, в какой нищете жили шахтеры. Как ни молод я тогда был, но все же понимал, что мы делаем лондонских толстосумов еще более богатыми, в то время как наши семьи перебиваются с хлеба на квас. Ведь в те времена у шахтеров не было никаких прав, ни забастовок, ни лоббистских группировок. Тогда никто и не слыхивал о таких вещах. Мы знали лишь, как работать в шахте по двенадцать часов. — Лицо отца исказила гримаса. — Да умирать, не дожив и до сорока.

Джек кивнул, но промолчал.

— А потом появилась мама. Такое хрупкое создание. До сих пор не могу взять в толк, как на нее нашло выйти замуж именно за меня. Она имела возможность подобрать гораздо более удачную партию. У мамы ведь образование, поэтому она могла найти себе прекрасного мужа.

— И нашла, папа, — произнес Джек. — Посмотри, что ты ей дал. — Юноша уже не помнил, когда они в последний раз вот так беседовали с отцом.

— Вот именно из-за нее я и решил сделать все возможное, чтобы вырваться из шахты. К тому времени мы все жили в дядином коттедже. Это, конечно же, было лучше, чем продуваемая всеми ветрами, осыпающаяся хибара, которую снимали мои родители, но все же перспективы выглядели не слишком многообещающими.

— Пока не выяснилось, что под домом залегает жила. — Джек словно снова стал ребенком, которому родители в очередной раз читают сказку, слышанную так часто, что он уже выучил ее наизусть и подсказывает, что будет дальше.

— Верно. Твой дедушка не хотел продавать дом, Джек. Между нами разгорались отчаянные споры. Я говорил ему, что своим упорством он отказывает в будущем мне, да и моему сыну тоже. Тебе к тому времени было года три-четыре.

— Я так и не понял, как тебе удалось его убедить. Дедушка ведь был такой настырный.

— Я напомнил ему слова дяди Джеми, который просил его забрать меня из шахты. К тому же в груди у меня так сипело и хрипело, что этого невозможно стало не замечать. Наверное, это и оказалось последней каплей. Владельцы шахты предложили ему столько, что у него глаза на лоб полезли. Как ты знаешь, он все отдал мне.

Повернувшись, Джек уставился на профиль отца. У него у самого был такой же, с выступающей линией нижней челюсти, характерной для сильного человека.

— Нет, я этого не знал.

— Дедушка не желал иметь ничего общего с деньгами. Он до конца дней так и спускался в шахту. Ни одной душе не обмолвился, сколько получил, и меня заставил поклясться, что я никому не скажу. Все, значит, досталось мне в двадцать семь лет. Дед велел мне использовать эти деньги со смыслом. Так я и поступил, прекратил работать в тот же день, но, видишь ли, к тому времени шахта была уже у меня в крови. Я не мог полностью порвать с ней и стал искать способ как-то связать свою новую деятельность с горной промышленностью. Самой лучшей мне показалась идея поставлять сырье крупным компаниям. Именно я выдвинул предложение выдавать людям бесплатные свечи.

— Правда? — Джек удивленно нахмурился.

— Я никогда не забывал, каково там, в забое. Ты скажешь, что я так и не достиг своей главной цели, не сделал так, чтобы людям внизу было светлее, но когда они все-таки решают поджечь фитиль у какой-нибудь моей свечки, то она горит как следует. Хотя это дурачье предпочитает работать в темноте.

— Но разве это не было способом открыть новое производство?

— Правда.