Брэнсон снова кивнул.

Картленд неохотно повернулся к заложникам и журналистам.

– Я ошибся. Боюсь, что Брэнсон в самом деле в состоянии разрушить мост. Здесь, в брезентовом свертке, тринитротолуол или другая взрывчатка такой же мощности. Эти конусы называют «ульями», благодаря своей вогнутой поверхности они концентрируют до восьмидесяти процентов энергии взрыва в нужном направлении. Насколько я понимаю, идея заключается в том, чтобы прикрепить эти длинные свертки с взрывчаткой к тросу на вершине башни, – он снова посмотрел на Брэнсона. – Как я понимаю, у вас их четыре, – сказал генерал, посмотрев на Брэнсона.

Питер кивнул.

Картленд повернулся к присутствующим.

– Боюсь, что эта затея удастся.

Наступило молчание. По вполне понятным причинам Брэнсон не очень стремился говорить, остальным сказать было нечего. В конце концов молчание нарушил генерал.

– Почему вы думаете, что все четыре заряда сработают одновременно?

– Все просто. Взрыв инициируется по радио. В детонаторе с гремучей ртутью пережигается проводок – взрывается детонатор, взрывается и сам «улей». Остальное детонирует уже от них.

– Полагаю, это все ваши требования на сегодня? – тяжело вздохнув, спросил Квори.

– Не совсем, – Брэнсон, извиняясь, развел руками. – Остался совсем пустяк.

– Хотел бы я знать, что вы считаете пустяком.

– Четверть миллиона долларов.

– Поразительно! По вашим меркам, это просто гроши! А за что, позвольте узнать?

– Компенсация моих расходов.

– Ваших расходов? – Квори дважды глубоко вздохнул. – Да вы самый большой грабитель всех времен и народов!

– Можете не усердствовать, я привык к тому, что меня оскорбляют, – пожал плечами Брэнсон. – Меня не так легко обидеть, к тому же я умею стойко переносить превратности судьбы. Итак, вернемся к вопросу о платеже. Вы ведь собираетесь платить, не так ли?

Никто не сказал ни да, ни нет.

– По поводу перевода денег нужно будет договариваться с моим другом из Нью‑Йорка. У него есть друзья в некоторых европейских банках, – Брэнсон посмотрел на часы. – В Европе сейчас за полдень, а все приличные европейские банки закрываются ровно в шесть. Поэтому буду признателен, если вы сообщите мне о своем решении к семи утра.

– О каком решении? – осторожно спросил Квори.

– По поводу упомянутых мною сумм и о том, в какой форме будет произведена выплата. В сущности форма для меня не важна. Главное – чтобы деньги были переведены в один из зарубежных банков. Думаю, с этим проблем не будет. Вы, как никто другой, знаете, что для этого необходимо сделать, ведь вам приходится финансировать заморскую деятельность ЦРУ, не спрашивая совета у наших налогоплательщиков. Для казначейства Соединенных Штатов это пустяковая задача. Если выплата будет произведена в конвертируемой валюте, то мне безразлично, как этот перевод будет осуществлен. Как только мой нью‑йоркский друг сообщит мне, что деньги поступили, а это должно произойти не позже чем через сутки, мы с вами попрощаемся. Заложники, разумеется, отправятся с нами.

– Куда вы нас увезете? – осведомился Картленд.

– Лично вас – никуда. Вы, вероятно, представляете огромную ценность для вооруженных сил, но не для меня. Для меня вы – нуль. И хотя вы единственный человек, который способен причинить мне кучу хлопот, потому, что готовы действовать, для меня советник президента – мелкая сошка, мне нужны заложники поважнее. Например, президент и трое оставшихся его друзей. У меня в Карибском море есть друг, президент одного островного государства, которое никогда не имело и не будет иметь с Соединенными Штатами договора о выдаче преступников.