– Ну и как вам спектакль? – спросила Ревсона Эйприл Венсди.

– Хотел бы я посмотреть на Мильтона, когда они вернутся в конце дня!

Молодые люди неторопливо прогуливались вдоль западного ограждения моста. Поблизости никого не было.

– Какая игра! Репетиция испортила бы все дело.

– Конечно. Он еще совсем мальчишка, наш дорогой Питер Брэнсон! У него отличная голова. Как мы уже знаем, этот человек все предвидел, заранее обо всем позаботился. Им можно было бы восхищаться, если не знать, что он получит полмиллиарда практически ни за что. В душе у этого парня вакуум, он настоящий моральный урод. С обычными представлениями о добре и зле к нему нельзя подходить. Такие понятия для Брэнсона просто не существуют. В нем чувствуется какая‑то странная пустота.

– Ну, его банковский счет пустым не будет!

– Так или иначе, но Брэнсон поставил нас в затруднительное положение.

– Вы собираетесь что‑нибудь предпринять?

– Намерения – это одно, достижения – другое.

– Но вы же не можете просто прогуливаться здесь и ничего не предпринимать. После того, что вы мне рассказали сегодня утром…

– Я помню об этом. Давайте немного помолчим. Мне нужно подумать.

Некоторое время спустя Ревсон заговорил снова.

– Что ж, я подумал.

– Не тяните, рассказывайте!

– Вы когда‑нибудь были больны? Девушка удивленно подняла брови, отчего ее и без того огромные зеленые глаза стали еще больше. Рестон вдруг подумал, что эти глаза могут совратить святого. Чтобы не отвлекаться, он отвел взгляд в сторону.

– Разумеется, мне доводилось болеть. Все когда‑то болеют.

– Я имел в виду серьезную болезнь, пребывание в больнице.

– Нет, никогда.

– Вы скоро туда попадете. Если, конечно, готовы мне помочь.

– Я уже сказала, что помогу.

– Прелестная молодая женщина может неожиданно заболеть. Конечно, здесь есть определенный риск. Если вас разоблачат, Брэнсон сумеет развязать вам язык. На карту поставлено полмиллиарда долларов. Вы у него очень быстро заговорите.

– Не сомневаюсь. Я вовсе не героиня, к тому же не умею терпеть боль. На чем меня могут поймать?

– Вы должны будете доставить одно письмо. А сейчас вы не могли бы оставить меня на некоторое время одного?

Рестон снял с плеча фотоаппарат и сделал несколько снимков: автобусы, вертолеты, зенитки, охрана из числа команды Брэнсона. Он очень старался, чтобы все это получилось на фоне южной башни и контуров Сан‑Франциско на заднем плане. Любому стороннему наблюдателю сразу было бы ясно, что перед ним профессионал, поглощенный своим делом. Через некоторое время Пол переключил свое внимание на врача в белом халате, который стоял, облокотясь на машину «скорой помощи».

– Решили именно меня прославить?

– Почему бы нет? Все хотят, чтобы их увековечили.

– Только не я. А «скорую помощь» можно снять где угодно.

– Вы определенно нуждаетесь в услугах психиатра, – Ревсон опустил фотоаппарат. – Разве не знаете, что в нашей стране уклониться от съемки – значит совершить антиобщественный поступок. Я – Ревсон.

– А я – О'Хара.

Доктор был молодым рыжеволосым и жизнерадостным. Чувствовалось, что перед вами потомственный ирландец.

– Ну и что вы думаете о нашей маленькой заварушке?

– Не для печати?

– Нет. Я же фотограф.

– Да черт с вами, если хотите, можете цитировать. Лично мне очень хотелось бы этому Брэнсону уши пообрывать.

– Это заметно.

– Что вы имеете в виду?

– Ваши рыжие волосы, и, соответственно, ваш темперамент.