- Прикажете её уволить?

- Ну, зачем же так сразу – уволить, - поморщился король. – От этого ведь суп лучше не станет. Ты свободен, Джордж.

Лакей, поклонившись, вышел из комнаты. Королева пристально посмотрела на супруга.

- Ну, и что вы можете об этом сказать, Ваше Величество?

Король молчал, задумчиво разглядывая содержимое собственной тарелки.

- Вы ведь не думаете, что это случайное совпадение?

- Нет, я так не думаю.

- Вот откуда этот нездоровый интерес к столь странным подробностям. Стирка… - Королева недовольно передёрнула плечами. – Но я не понимаю. Ведь он безумно влюблён в эту таинственную девушку с бала. Тратит время и силы на то, чтобы найти её, даже сейчас, когда стало очевидно, что эти поиски бесплодны. Как же при этом вдруг появляется кухарка…

- Дорогая, в этом как раз нет ничего удивительного. Та девушка – это его настоящая любовь, она бывает только одна и на всю жизнь. А все остальные – это нечто совсем иное; их может быть сколько угодно…

- Вы говорите с удивительным знанием дела, - холодно прервала его королева. – И забываете одну немаловажную вещь: она – обыкновенная служанка.

- Это всегда значительно проще, чем светские дамы, - пожал плечами король. – Насчёт кухарок, право не знаю, а вот горничных я в своё время… То есть, я хочу сказать, это совсем не страшно и пройдёт, как только мальчик остепенится, - смутился он под тяжёлым взглядом супруги.

- Совсем не страшно? Он чуть было не утонул! Он мог погибнуть из-за этого дурацкого каприза!

- Ну, это называется – роковая женщина, - развёл руками король.

- Значит, вы полагаете, что кухарка может оказаться роковой женщиной?

- Не знаю - не знаю, - задумчиво проговорил король. – Не могу даже вспомнить, как эта девица выглядит. Надо будет получше к ней присмотреться.

- Ну уж нет. Довольно того, что к ней уже успел присмотреться ваш сын, - отрезала королева.

Я лежала на кровати, повернувшись лицом к стене, полная решимости умереть достойно. Горло сильно болело, глаза слезились, правое ухо было заложено, а тело всё никак не могло решить, от чего ему страдать – от холода или всё-таки жара. Под действием его капризов одеяло то натягивалось на мою голову, то скидывалось куда-то в сторону. Левым ухом я слышала, как мачеха что-то ворчит по поводу безвозвратно утерянного белья. Я ничего не отвечала, твёрдо намеренная, как уже было сказано выше, умереть достойным образом, то есть не вступая в споры и перебранки. К счастью, мачеха боялась заразиться и потому стояла возле самой двери, то бишь в противоположном конце комнаты. Да и вообще, браниться она, конечно, бранилась, но тона до сих пор всерьёз не повышала, да ещё и проявила небывалую заботу, пригласив ко мне лекаря, из чего я сделала вывод, что дело моё и вправду плохо. Лекарь, конечно, был самым дешёвым в городе, но ведь главное – внимание. Он мне даже лекарство оставил. Травку-семянку, растёртую в порошок. Пить по три раза в день со стаканом воды. Это дюже пользительное снадобье наш лекарь рекомендовал всем и от всего, неизменно уверяя с пеной у рта, что лучшего средства не найти. С его помощью он лечил мельника Теда от головных болей, дочку молочника от ветрянки, Берту от долго мучавшего её глубокого кашля, а с год назад всучил это лекарство рыжей Милдред, страдавшей болями в животе, источник которых он определил как язву. Неизвестно, как долго бедняжка пила бы эту жутко горькую гадость, если бы две недели спустя местная повивальная бабка, бросив на неё ровно один взгляд, не заявила, что Милдред ждёт ребёнка. От Святого Духа, как поспешила объяснить девица своей не на шутку разозлившейся матери, поскольку больше было просто-таки не от кого. К счастью, дух вскоре материализовался, обернувшись немного неуклюжим, но обаятельным портным Питером, и свадьбу сыграли за пару месяцев до рождения крепкого и здорового малыша.