З о я. У тебя? Ну, уж это, значит, специалисты были.

   А м е т и с т о в. Темные арапы, говорю тебе, темные! Нуте-с, и пошел я нырять при советском строе. Куда меня только не швыряло, господи! Актером был во Владикавказе. Старшим музыкантом в областной милиции в Новочеркасске. Оттуда я в Воронеж подался, отделом снабжения заведовал. Наконец, убедился за четыре года: нету у меня никакого козырного хода. И решил я тогда по партийной линии двинуться. Чуть не погиб, ей-богу. Дай, думаю, я бюрократизм этот изживу, стажи всякие... И скончался у меня в комнате приятель мой Чемоданов Карл Петрович, светлая личность, партийный.

   З о я. В Воронеже?

   А м е т и с т о в. Нет, уж это дело в Одессе произошло. Я думаю, какой ущерб для партии? Один умер, а другой на его место становится в ряды. Железная когорта, так сказать. Взял я, стало быть, партбилетик у покойника и в Баку. Думаю, место тихое, нефтяное, шмендефер можно развернуть -- небу станет жарко. И, стало быть, открывается дверь, и знакомый Чемоданова -- шасть. Дамбле! У него девятка, у меня жир. Я к окнам, а окна во втором этаже.

   З о я. Узнаю коней ретивых...

   А м е т и с т о в. Ну, не везло, Зоечка, ну что ж ты поделаешь. Возьмешь карту -- жир, жир... Да... На суде я заключительное слово подсудимого сказал, веришь ли, не только интеллигентная публика, конвойные несознательные и те рыдали. Ну, отсидел я... Вижу, нечего мне больше делать в провинции. Ну, а когда у человека все потеряно, ему нужно ехать в Москву. Эх, Зойка, очерствела ты в своей квартире, оторвалась от массы.

   З о я. Ну, ладно. Все понятно. Раз уж ты притащился, ничего с тобой не сделаешь. Слушай, я тебя оставлю... Все слышал?

   А м е т и с т о в. Свезло, Зоечка.

   З о я. Я не только тебя пропишу, но дам место администратора в предприятии...

   А м е т и с т о в. Зоечка!

   З о я. Но в квартире мне о картах не будет и речи. Понял?

   А м е т и с т о в. Что она делает, товарищи? Зоя, это не марксистский подход! Ведь у тебя ж карточная квартира. Да дай ты мне сюда спецов штук пять, у них теперь деньги...

   З о я. Карт не будет.

   А м е т и с т о в. Эх!

   З о я. И работать будешь под строгим контролем. Смотри, Аметистов, ой смотри. Если ты выкинешь какой-нибудь фокус, я, уж так и быть, рискну всем, а посажу тебя. Ты вздумал меня попугать. Не беспокойся, за меня найдется кому заступиться, а ты... ты слишком много о себе рассказал.

   А м е т и с т о в. Итак, я грустную повесть скитальца доверил змее. Мон дье! [Mon dieu! -- Мой бог! (фр.)]

   З о я. Молчи, болван. Где колье, которое ты перед самым отъездом в восемнадцатом году взялся продать?

   А м е т и с т о в. Колье? Постой, постой... Это с бриллиантами?

   З о я. Ах ты, мерзавец, мерзавец!

   А м е т и с т о в. Спасибо, спасибо. Видали, как Зоечка родственников принимает!

   З о я. Документы-то у тебя есть?

   А м е т и с т о в. Документов-то полный карман, весь вопрос в том, какой из этих документов, так сказать, свежей. (Достает бумажки.) Чемоданов Карл... об этом речи быть не может. Сигурадзе Антон... Нет, это нехороший документ.

   З о я. Это ужас, ужас, честное слово. Ты же Путинковский!

   А м е т и с т о в. Нет, Зоечка, я спутал. Путинковский в Москве -- это отпадает. Пожалуй, лучше всего моя собственная фамилия. Я думаю, что меня уж забыли за пять лет в Москве. На, прописывай Аметистова. Постой, тут по воинской повинности у меня еще грыжа где-то была...

   Зоя достает из шкафа великолепные брюки.

   (Надевая штаны.) Бог благословит твое доброе сердечко, сестренка.