Не дождавшись оправданий, Кардан развернулся и ушёл. И Кирпич с Сифоном, Калибром и Малым ушли.

Дрищи задержались, а я вскоре спустился из подъезда. Почувствовал, до чего вымотан. Словно всю ночь тащил телегу, доверху набитую хануриками. Руками сдавил себе живот. Понадеялся, что меня вывернет. Мне бы стало полегче. Не вывернуло. Рагу крепко засело и наружу не просилось. В итоге я поплёлся вслед за видневшимся впереди Малым. Обернувшись, увидел, что за мной плетутся остальные, такие же серые и пришибленные.

Когда мы нагнали «Зверь», на горизонте вскрылся рассвет – будто лопнул гнилостный волдырь, обнажив красную плоть на груди у подгулявшего мертвеца. Я пропустил всех вперёд, на палубу полез последний. От долгой прогулки в голове посвежело, и я для себя окончательно решил, что Сивый водил нас на вербовку.

Хотел бы просто накормить – приволок бы консервы на «Зверь» и без закидонов угостил бы команду. Еды хватило бы и на четырнадцать человек, и не беда, что порции получились бы поменьше. Судя по тому, как тяжело поднимались Крот и Череп, они спокойно обошлись бы половиной съеденного за ночь. О том и речь! Зачем устраивать тайные посиделки в пригороде? Для вербовки! Иначе и не объяснить, как Сивый вообще организовал нам стол. Едва ли сам намародёрил и наменял. Очевидно, что его снабдили жёлтые. Одна радость: снабдили напрасно, и Сивый ещё словит за растрату.

Спускаясь в жилое отделение, я задержался под люком и увидел самолёты. Летели низко, шустро. Судя по всему, «Лесники». Только не синие. Жёлтые. «Лесники» когда-то использовались для тушения лесных пожаров, а потом превратились в бомбардировщики. Где-то там, в тех местах, откуда прикатил наш «Зверь», скоро поприбавится хануриков. Давненько я не видел, чтобы бомбардировщики жёлтых забирались так глубоко за линию фронта. Обычно «Метеоры» успевали их перехватить. Что-то явно назревало. Теперь это было понятно и без предсказаний Лешего.

* * *

Первая трава покрыла землю, как трупная зелень покрывает живот мертвеца. Я поглядывал на пробуждавшиеся луговины и в паре с Кирпичом тащил по бетонке телегу. За нами вторую телегу тащили Сивый и Калибр. Фара, не оклемавшись после ночного застолья, плёлся в хвосте поискового отряда и что-то жалобно бубнил себе под нос.

Фаре ещё повезло. Череп утром вообще оккупировал сральную кабинку. Шпала и Кирпич без надобности колотились к нему в дверь, призывали Черепа поднатужиться, а он отвечал им совсем не приветственными звуками. По трубе из кабинки всё вываливалось на дорогу, и Сифон бегал к кормовому бортику посмотреть на оставленный Черепом след. Ржал в три глотки, затем мчался в топливное отделение, чтобы с Калибром поиздеваться над Кротом. Тот стонал в глубине своих тёмных лазов, и Сифон заверял Калибра, что Крот, распухший от съеденного, намертво застрял и выберется не раньше, чем подохнет.

Над ночными едоками посмеивались, никто не винил их в крысятничестве, и только я изредка замечал брошенный на меня взгляд осуждения. Не понимал, почему осуждение досталось мне, а не тому же Сивому. В любом случае вымотался от страхов, подозрений и не слишком заморачивался по этому поводу. Отправившись в очередную вылазку, уже не был уверен в сделанных на рассвете выводах. Рассуждения о вербовке взорвали мне мозг, и я от них отгородился. Просто шёл выполнять свою работу.

Мясорубка нас ждала крупная, и мы отправились к ней с двумя телегами. Кирпич, к счастью, шагал молча, не порываясь заговорить о какой-нибудь заинтересовавшей его глупости, а Сивый и Калибр за нашими спинами болтали об одном из шести хануриков, которых мы забрали с городского вокзала. Он оказался героем со всеми полагавшимися регалиями.

Правила предписывали ждать три дня, прежде чем запихивать любого найденного ханурика в печь. На случай, если выяснится, что он чем-то там отличился в боях.