– Не знаю, Сивый, не думал.

– А когда закончится? Чем займёшься?

– А зачем заканчиваться? – встрял в наш разговор Крот. – Мы и так неплохо справляемся.

– Точно, – хихикнул Фара.

– Раньше, говорят, люди считали, что бессмертны, – промолвил Сивый. – Жили так, будто навсегда. Умирали, но смерти не видели.

– В смысле? – поморщился Фара.

Сивый не ответил.

Я почувствовал, что сейчас начнётся настоящая вербовка. Постарался сосредоточиться. Сбегал на лестничную площадку подышать прохладой, взбодриться и привести себя в боевую готовность. Вернулся во всеоружии, а Крот, Череп, Черпак и Фара подъели всё, что ещё лежало на столе. Даже банку с консервированными ракушками кто-то умял, и только на ракушки, разбросанные по скатерти после макаронной перестрелки, никто не позарился.

Черпак без прежнего задора выдал, что в тылу решают, как кормить пленных. Их набралось столько, что девать некуда. Они, конечно, работали на стройках и прокладках, но на их содержание уходило многовато припасов, и в тылу подумывали из умерших пленных, чтобы не пропадали, делать консервы для живых. Пусть едят друг друга, а высвободившиеся припасы лучше отправлять на фронт. Черпаку никто не поверил, но Череп и Крот рассудили, что, вообще, звучит логично. Мясо – оно и есть мясо. Вяло поспорили, какую тут лепить этикетку, чтобы сразу считывалось: в банке – пленный. Быстро затихли и поскучнели.

Фара осмотрел изгвазданную скатерть, Череп поковырял в зубах. Крот включил налобный фонарь, с которым обычно ползал по топливным резервуарам, и рассеянно заглянул в пустую банку.

«Вот сейчас и начнётся!» – сказал я себе.

Словно в ответ на мои мысли, с лестничной площадки донеслись голоса.

Мы все разом посмотрели на дверь из гостиной и замерли. Я не успел ни о чём подумать, но заметил, что Сивый почему-то выглядит напуганным.

Голоса приблизились. Входная дверь распахнулась. В прихожей послышались шаги. Кто-то там теснился, толкался. Потом и дверь в гостиную распахнулась. Она стукнулась об угловой шкаф, и стекло в ней дрогнуло. На пороге стоял Кардан. Его я ждал в последнюю очередь. То есть вообще не ждал.

Кардан сделал несколько решительных шагов и остановился возле меня. Следом к нам десантировались Кирпич, Сифон, Калибр и Малой.

Из пятнадцати похоронщиков нашей механизированной похоронной команды взвода материального обеспечения тридцать пятого мотострелкового батальона в гостиную набились одиннадцать. Леший и Сухой были бог знает где. Значит, на «Звере» – двое. Сыч и Шпала. Я как-то невпопад прикинул, что никогда раньше «Зверь» на ходу не оставался таким пустым. И мне это совершенно не понравилось. Захотелось наорать на Кардана, спросить, о чём он думал, зачем рисковал, но я сидел, как застигнутый в кустах диверсант, и молчал. Нужно было что-то сообразить, сказать, а мысли все шли набекрень. Я только гадал, как Кардан узнал, где нас искать.

«Сыч!» – осенило меня. Сыч, падла, побоялся, что у нас с Сивым дойдёт до поножовщины. Потом пронюхал, что со «Зверя» утекли не трое, а сразу шестеро, и поднял шухер. Не дотерпел до утра. Настучал Кардану, а тот не дурак, помчался нас разнимать. Но Сухому не сдал. Иначе нас навестили бы другие гости, покрепче и с автоматами.

Кардан долго смотрел на засранную скатерть, на пустые консервные банки, на наши перемазанные морды и, конечно, понял, что к чему. Поди не пойми. Как есть крысы.

Кардан не произнёс ни слова, но посмотрел на меня – почему-то именно на меня! – с таким презрением, что хоть в печь забирайся и сам себя сжигай. И как тут оправдаться? До настоящей вербовки мы не добрались. Ещё минут десять-пятнадцать, и я бы изобличил Сивого, а так ничего путного сказать не мог, вот и молчал, как контуженый.