Нарочно ждать три дня у нас не получалось. Сегодня, глядишь, порожняк, и пусть ханурик хоть неделю зависает в холодильном отделении, ему слова никто не скажет, а завтра пошли хлебные места – и холодильное вместе с мусорным забиваются до отказа. Мы иногда раскладывали хануриков по палубе, затаскивали туда, куда и затаскивать нельзя, совали по всем доступным углам, разве что в кабину к Сычу вторым мехводом не подсаживали, и старались не забыть, куда сунули, иначе потом шарахайся по «Зверю» и нюхай, откуда пошла разящая наповал вонь. И ладно, если холод. А если жара? Ханурики раздуваются, швы на мешках расходятся, гниющая масса расползается, и мы носимся с совками, вёдрами, орём друг на друга, в особенности орём на печников, которые и без того круглые сутки впахивают на платформе. И не дай бог какая поломка!

В общем, думаю, вы поняли. От некоторых правил мы себя избавили. Тут даже Сухой не придирался, и печники запихивали хануриков в печь при первой возможности. Выяснив, что среди сожжённых был герой, Череп набирал из общего бака чистенький прах, Малой запаивал его в именную банку, а Сухой увозил куда надо на своём «Секаче». Случалось и так, что герой сгнил себе в окопах или в плену у жёлтых, мы его в глаза не видели, а запрос на прах прилетел. Смешно, конечно, но Череп опять же лез в бак, а Фара заносил пропавшего без вести героя в букварь, чтобы никакая проверка не придралась.

Если уж мы наверняка знали, что к нам попал именно герой, то сжигали его по всем правилам, хотя Сивый и подговаривал печников халтурить. Череп с двойным усердием вычищал остуженную печь, Сифон стелил на противень лист припасённого асбестового картона, поверх бережно укладывал ханурика в мешке с шамотной, то есть несгораемой, табличкой. Раньше, когда жетон был металлический, похоронщики обходились его половинкой, а современные бумажные вкладыши, ясное дело, сгорали, вот кто-то и придумал штамповать особые таблички, чтобы уж точно знать, чей прах лежит в банке.

Поисковый отряд после обеда отправился в вылазку, а печники остались возиться с нашим вокзальным героем. Шамотная табличка, слава богу, сразу лежала в мешке, и не пришлось ждать, пока с ней подсуетится Сухой, но печники всё равно ворчали. Они сожгли едва ли половину недавнего урожая и не хотели отвлекаться. Ничего, поворчат да заглохнут. Раньше было хуже. С первыми героями, когда всё только началось, канитель выходила действительно страшная.

Первых героев сжигали в цинковых гробах! Мы сейчас выуживали каждую железяку, а тогда в печь заталкивали громадный металлический гроб! Правда, цинк то ли испарялся и улетал в дымоход, то ли плавился и стекал в съёмный ковш пепельника – деталей я не помню. Самих героев на «Зверь» привозили ухоженных: с подшитыми конечностями и напудренными лицами. Ну с конечностями ладно, почему бы и нет, так им ещё под веки совали специальные наглазники, чтобы со стороны их плоские глаза казались выпуклыми! О причёске и подстриженных ногтях я вообще молчу.

Напоследок ханурика, одетого в его геройскую форму, посыпали лепестками всяких благоухающих цветов и командир зачитывал присланное от генералов обращение. Крышку гроба запаивали, и гроб отправлялся в печь.