Теперь точно предложил мне угоститься. Я сплюнул в ответ.
– Не зову, потому что хочу послушать.
– Послушать?
– Интересно, что у тебя в мозгах. Вот какого ты… Зачем это? – Я пнул вещмешок, заставив его срыгнуть ещё парочку жетонов. – Вот чего тебе не сиделось?
– Устал.
– От чего?! От чего ты устал? От черпаковской перловки, что ли?
– От всего, Бивень. И от перловки, и от тебя. И от всего, что здесь творится.
– Где здесь?
– Здесь, – Сивый неопределённо повёл рукой. – И там. Везде. От грохота танков устал. От печей «Зверя». И от мёртвых. Я ведь, Бивень, за свою жизнь больше мёртвых видел, чем живых.
– Ну видел, и что?
Ответ Сивого меня разочаровал. Я ждал чего-то более внушительного. Лучше бы он признался, что ходит в диверсантах. Продался, завербовался. Сплёл мародёрскую сеть и так наварился, что хочет заныкаться где-нибудь на пару лет. Будет отлёживаться себе в удовольствие, пока другие впахивают и дохнут. Я бы понял. Может, посчитал бы Сивого человеком. Кто из нас не мечтал откопать бункер с десятилетним запасом консервов и всяких приблуд? Закрыться в нём и в глаза не видеть ни фронт, ни «Зверь». Мало ли какие мысли залетают. Тут нет вопросов. А Сивый взялся за нытьё, какого и от Фары не услышишь.
– Ну хорошо, – вздохнул я.
Пожалел, что отказался от папиросы.
– Ты устал. Что дальше? Куда тебя несёт с жетонами, с букварями? Продать их собрался? Да на них… Кому они сдались?
– Мне, Бивень.
– Объясни.
Сивый долго сидел и гонял мысли. Наверное, сочинял, какой брехнёй меня напичкать. Или тянул время. Что, если Сивого и вправду ждут? Не дождавшись, пойдут искать, а тут мы сцепились языками. И завтра Фара найдёт меня с продырявленной башкой.
– Ты понимаешь, что фронт не остановится? – наконец заговорил Сивый.
– Его остановят танки.
– Нет…
– Ну, жёлтые остановили.
– Нет, – с напором повторил Сивый. – Нет ни жёлтого, ни синего фронта. Он один. Изгибается, выпрямляется. Ползёт в одну сторону, в другую. Сметает города, перемалывает людей. И так будет всегда. Мёртвые будут сжигать мёртвых. Ведь и ты уже умер, только ещё не почувствовал этого.
– Ну… – усмехнувшись, я показал Сивому руку. Поболтал пальцами в воздухе. – По мне, я вполне живой.
– Ты просто не представляешь, что можно жить иначе.
– А ты, значит, представляешь?
– Одно я знаю точно. Можно жить и без танков, и без фронта.
– Откуда?
– Что?
– Откуда знаешь?
– Да хотя бы из передач по радио.
– Радио? – я хохотнул в голос. – Нет, Сивый, у тебя точно мозги спеклись. Какое радио?! Какие передачи?!
– Те, которые крутят и жёлтые, и синие.
– Ну слышал я твои передачи. Грандиозные огненные погребения, могилы в скальном грунте. И что?
– То-то и оно. Ты слушал про смерть людей, а я слушал про то, как они жили. Что любили, чем занимались. Ты слушал, как с королём сжигают рисовое поле и статуи собак, а я представлял и это поле, и этих собак – какими они были при жизни короля. Ты хоть заметил, что в передачах почти нет обстрелов, бомбардировок? Заметил, сколько там умерло от старости и обычных болезней? И на костёр они отправились под своим именем. По радио никого безымянными пачками не сжигают.
Сивый затушил о землю вторую папиросу. Третью прикуривать не стал. |