Подгоняемый злостью, я мчался сквозь полумрак. Взбирался на возвышенности, осматривался в надежде отследить скользнувшую тень и прислушивался к ночной тишине. Различал эхо клокочущих моторов «Зверя» и далёкие отзвуки боёв – настолько далёкие, что и не скажешь, с какой стороны они доносятся. Отдышавшись, бежал дальше.

Боялся наступить на острые обломки ракет или мину. Вспоминал хануриков с оторванными конечностями и как в заброшенном посёлке навстречу Сивому зажёгся фонарь. Если его и сейчас встретят, дело плохо. Главное, не выдать себя заранее. А бежал я убийственно громко. Выстукивал подошвами по камням и заголившейся земле. Ломал берцами какие-то ветки, щепки, осколки кирпича. Наверное, Сивый меня услышал. Иначе шёл бы ровным шагом, обходил бы открытые места и тихонько продвигался бы по намеченному маршруту. Теперь же испугался и засуетился. Не знал – не мог знать! – что в погоню я кинулся один. Но об этом я подумал чуть позже, а сейчас лишь уловил приглушённое позвякивание.

Воткнувшись ногами в землю, остановился. Постарался не дышать. Странный звук то терялся в подвываниях ветра, то возвращался с новой силой. Я не понимал, что же там позвякивает.

Ржавая каска болтается на колючей проволоке.

Свинцовая дробь высыпается из продырявленного мешка.

Котелок перекатывается в корпусе брошенной машины.

Пустые консервные банки стукаются друг об друга.

Да что угодно…

Этот звук стал моей единственной наводкой. Я определил направление. Взметнулся на торчавшую из травы бетонную надолбу. Завертел головой, чуть шею не свернул и мгновением позже увидел тёмный силуэт, очерченный звёздами и взошедшим полумесяцем. Сивый!

Позвякивание доносилось от него. Он шёл короткими перебежками, пригнувшись. С вещмешком за плечами. Торопился в сторону перелеска.

Спрыгнув с надолбы, я ринулся к нему. Невпопад подумал, что Сивый ради букваря упустил возможность свалить пораньше, рискнул попасть под проверку жёлтых. Ждал шанса стащить букварь. Дождался, стащил, но Фара не вовремя задёргался во сне и спалил Сивому контору.

Как ему вообще удалось спуститься со «Зверя» незамеченным? До чего же Кардан со Шпалой долбились в глаза, что дали ему спокойноуйти с полным вещмешком! Хотя Сивый наверняка схоронил мешок поблизости, а со «Зверя» спустился налегке. То есть с одним букварём. Прячась в шуме двигателей, прошмыгнул под платформой. Пока вскрывал схрон, задержался и растранжирил драгоценные минуты. Иначе ушёл бы далеко и я бы его не настиг.

Я запыхался и громко глотал воздух. Сивый меня не слышал. Его оглушал брякающий своими внутренностями вещмешок. Кажется, Сивый не захотел бы с ним расстаться, даже увидев за спиной вооружённую автоматами погоню, ведь внутри лежали книги учёта, ворованные жетоны и зэковское барахло. Я уже не спрашивал себя, на кой они ему сдались. Главное, что они замедлили Сивого.

Ханурики часто упрямятся. Особенно манекены. Как ни опускай им веки, они открывают глаза. Как ни поднимай им нижнюю челюсть, они открывают рот. Лежат, вылупившись на тебя пустым взглядом, обратив к тебе молчаливый стон. Так и Сивый упрямился, не чувствуя, что его волокут на печную платформу и готовят к сжиганию, – продолжал бежать с грохочущим грузом.

До перелеска оставалось метров пятьдесят. Там Сивый затерялся бы среди деревьев. Однако я его догнал. Прыгнув, снёс. Опрокинул ничком на травянистые кочки. Погрёб под собой и тяжёлым вещмешком. Левой рукой упёрся ему в затылок и вдавил его голову в траву, а правой рукой принялся бить Сивого в бок.