Я вернулся на крышу «Зверя». Череп с Малым ушли, зато у бортовой лестницы теперь курили Кардан и Шпала. Я приблизился к люку жилого отделения и замер – из-под него донёсся крик.

Мгновением позже люк откинулся. На палубу выскочил Фара.

– Бивень! – заорал он.

Увидев меня, осёкся. Не ожидал, что я рядом. Уже тише повторил:

– Бивень…

– Чего?

– Букварь… – в глазах Фары блестели слёзы. – Букварь!

Я подумал, что у Фары малость коротнуло в мозгах. Он ждал, когда фронт опрокинется, напрашивался ко мне в гости. Родители Фары погибли, и он хотел увидеть мою мать. Радовался, узнав про жёлтые танки, а тут посидел с букварём, поразмыслил о том о сём, ну ему голову и снесло.

Похоронщики вроде Фары заполняли «Книгу учёта безвозвратных потерь» от корки до корки. Её хватало месяца на два-три, иногда больше. Всё зависело от мясорубок. Ну и от почерка зависело. Прежде жетонами у нас занимался Колпак. Это он обучил Фару грамоте. Порывался и меня обучить, да я отбрехался. Так вот Колпак писал сразу на две строки, слова и числа у него получались огромные, а Фара почему-то писал иначе-убористо. Растянул букварь на четыре месяца, а чистых страниц ещё было много. Не сегодня завтра приедет новый командир. Взамен недописан-ной синей книги выдаст пустую жёлтую. И бог бы с ним, но Фара увидел на мясорубке букварь, который потом подтырил Сивый, и распереживался. Берёг страницы от дождя, перепроверял каждую строчку, а теперь им – верная дорога в овраг. Надо было вовремя переключиться на размашистый почерк Колпака, быстренько добить книгу и сдать Сухому. Не догадался, вот и вылез на палубу поныть.

– Пропал! – жалобно выдавил Фара.

– Кто пропал? – не понял я.

– Букварь!

– Куда он там? Сиди обнимайся, пока командира не назначили.

– Да нет его! Я же говорю: я с ним лежал и уснул.

Я усмехнулся, представив эту картину.

– А когда проснулся, он пропал!

Я присмотрелся к Фаре, пытаясь понять, бредит он или нет. Вроде бы не бредит. Мне как-то стало не до смеха.

– Уверен?

– Да уверен, уверен! – Фара цедил слова и сжимал кулаки, будто готовился с боем вернуть книгу учёта, только не знал, на кого броситься. – Я всё обыскал! Да и не мог… Я лежал с ним!

«Сивый!» – ударила меня мысль.

Я стоял контуженый. Фара ещё что-то бормотал, и его слова терялись в гуле работающих двигателей.

Никто другой на букварь не позарился бы. Я, дурак, расслабился в самый ответственный момент.

Пусть Сивый, гнида рябая, пропадёт с концами, куда бы он там ни сдёрнулся с букварями и зэковскими ложками, но ведь, если жёлтые его поймают, нам всем прилетит!

Я соображал быстро. Настолько быстро, насколько мог.

– Иди ищи букварь, – сказал я Фаре.

– Я же…

– Ищи! Если найдёшь – бегом к Сычу. Пусть моргнёт прожекторами. Понял?

– Да.

– Нет, стой! Пусть выключит прожекторы на пять секунд. Десять! На десять секунд. Я замечу и пойму, что всё в порядке.

– А ты куда?

– И поройся в вещах Сивого.

Я подбежал к Кардану и Шпале, курившим у бортовой лестницы.

– Что-то случилось? – поинтересовался Кардан.

Они слышали крик Фары. Может, и наш разговор слышали. Да ничего не поняли.

– Сколько вы тут? – спросил я и оглянулся.