Картошку вчера откуда-то приволок Сивый. За день мы умяли с десяток килограммов, но от перловки и морковных котлет Черпака всё равно не отказались. Знали, что в ближайшие дни с припасами будет туго. Жёлтые, заявившись к нам, при желании заберут и ту малость, что ещё хранилась в холодильном отделении. В первую очередь, конечно, позарятся на сухпайки. Но мы подготовились – на закладках продержимся недельки две, а там уж наладятся новые поставки. Вообще, мы надеялись, что жёлтые будут кормить получше синих. Глядишь, и Фара дождётся фруктовых палочек с яблоком и корицей, а пока он радовался и картошке.

Мы с ним сидели на берегу пруда, выковыривали из-под углей последние картофелины, и я пересказывал свой сон. Сегодня мне приснилось, как рушится «Зверь». Наверху суетились люди, а я стоял чуть поодаль от правого борта и безучастно смотрел, как из него вылетают сточенные шестерёнки. Не знаю, есть ли у «Зверя» шестерёнки – надо спросить у Кардана, – но в моём сне их вылетало много. Десятки и десятки тысяч. Как песчинки перетёртых в дробилке костей, они сыпали наружу, покрывали землю, хоронили под собой траки гусениц.

От «Зверя» отпадали листы низколегированной стали, отрывались громоздкие крепления, валились топливные резервуары и какие-то замысловатые узлы. Его внутренности раскрылись передо мной, и я увидел, как в них копошатся обезумевшие от страха похоронщики. Моторный отсек просел, следом лопнули гусеницы. «Зверь» истлевал, превращаясь в курган из белоснежных, будто обледеневших шестерёнок. В основании кургана стоял я. И в моих руках был деревянный крест.

– Крест? – удивился Фара.

– Ну да.

– Зачем?

– Что зачем? Это сон, Фара. Там нет никаких зачем. Просто крест.

– Может, надо было поставить его на верхушку?

– Незнаю…

– А что ты сделал?

– Я проснулся.

– Ясно.

Убедившись, что в углях не осталось ни одной картофелины, Фара посмотрел на мою, недоеденную. Сожрал столько, что и в быка не влезет, а посмотрел с голодной завистью, разве что слюну не пустил.

– На… – я отдал картофелину Фаре.

Он сразу, не посолив, выкусил оставшуюся мякоть из кожуры, словно боялся, что я передумаю.

– Хе… оел… – Прожевав, Фара закончил более внятно: – Так это хороший сон или кошмар?

Я растерялся. Не знал, что сказать. Как-то не задумывался. Вроде бы во сне ничего и не почувствовал. Ни радости, ни сожаления, ни страха. Просто наблюдал, как «Зверь» гибнет.

– Может, болты? – не дождавшись ответа, спросил Фара.

– Что? – не понял я.

– Ну, шестерёнки. Может, это были болты? Или заклёпки. Тогда логично, что без них «Зверь» развалился.

– Всё равно нелогично. Рама сварная.

– А, ну да…

– И это были шестерёнки. Я хорошо запомнил. Маленькие такие. И сточенные. Зубья только чуть-чуть видны.

– Идём? – Фару притомил разговор о снах.

– Идём.

Мы вернулись в хозблок слушать радио. Там торчала почти вся команда.

Какое-то время ещё повторялся выпуск про грандиозное сожжение короля, любившего собак, природу и сельское хозяйство, затем эфир прервался. До нас доносилось лишь шипение.