II

Каждую весну, когда олени проходили мимо мельницы Свеггума на своем пути из низинных лесов к неприветливым берегам Утрованда, водяной дрозд пел о Сторбаке, Белом Олене, который с каждым годом укреплялся в звании вожака.

В свою первую весну он был ростом едва ли выше зайца. Когда он пришел на водопой осенью, то спина его была выше скалы, под которой ручей Свеггума впадает в Утрованд. В следующем году он едва протиснулся под чахлой березой, а на третьем году оляпка смотрела с разноцветной скалы на проходящего мимо Оленя уже не сверху вниз, а наоборот. То была осень, когда Рол и Свеггум обходили Хойфьельд, чтобы собрать свое полудикое стадо и выбрать в нем самых сильных самцов для упряжки. Насчет Белого Оленя все сошлись во мнении: выше прочих, мощнее, белый как снег, с длинной гривой, метущей по сугробам, широкогрудый, словно конь, и с рогами, подобными развесистым ветвям дуба, он был королем стада и с легкостью мог бы стать королем санной дороги.

Есть два типа укротителей оленей, как и лошадей: кто-то приручает и обучает животное, получая взамен энергичного и дружелюбного помощника, а кто-то пытается сломить дух и получает лишь угрюмого раба, в любой момент готового взбунтоваться и дать волю своей ненависти. И в Лапландии, и в Норвегии многие заплатили своими жизнями за жестокое обхождение с оленями, а Рол по вине ездового оленя свою значительно укоротил. Но Свеггум был человеком иного склада. Воспитание Белого Оленя легло на его плечи. Дело продвигалось медленно, так как Сторбак не подпускал к себе близко ни людей, ни собственных сородичей, но силой, которая в итоге смогла его укротить, стала доброта, а не страх. Когда он научился подчиняться и получать удовольствие от бега в упряжке, это было чудесное зрелище — огромное белое существо с бархатными глазами, пересекающее белое полотно Утрованда, выдыхающее пар из ноздрей, взрезает снег, словно нос корабля волны. В этом стремительном белом пятне сливались и сани, и ездок, и олень.

Потом пришла пора святочных гуляний с неизменными гонками на льду, и Утрованд в кои-то веки переполнился весельем. Холмы, окружавшие его, звенели радостным смехом. Первыми шли гонки на оленях.

Был там и Рол со своим стремительным оленем — высоким пятилеткой темного окраса в самом расцвете сил. Но, увлекшись, он слишком усердно погонял своего великолепного раба, пока не перегнул палку, и в середине гонки, на верном пути к победе, олень вернул ему жестокий удар. И Ролу пришлось прятаться за перевернутыми санями, пока зверь не выместил весь свой гнев на их деревянной поверхности. Так он проиграл эту гонку, и победителем стал юный Белый Олень, который после этого выиграл и пятимильную гонку вокруг озера. За каждую победу Свеггум вешал ему на упряжь серебряный колокольчик, так что теперь тот приходил к финишу под веселый звон.

Затем настал черед гонок на лошадях — уже не в упряжках, как с оленями, а верхом. Когда Болдер, победитель гонки, получил ленточку для себя и денежный приз для своего хозяина, пришел Свеггум с горстью своих призов в руке и сказал:

— Эй, Ларс, отличная у тебя лошадь, но мой олень пошустрее будет! Давай устроим забег на двоих, мой против твоего, и поставим на кон все, что успели выиграть.

Никогда прежде не состязались лошадь и олень в одной гонке. Бахнул стартовый выстрел, и оба рванулись вперед. «Н-но, Болдер! — И щелкал кнут. — Давай, Болдер!» Прекрасный скакун несся вперед, и олень, взявший меньший темп, остался позади.

— Н-но, Болдер!

— Давай, Сторбак!

Как бурлила толпа, приветствуя лидирующего Болдера! Но на такой скорости он отклонился от курса, а Сторбак как раз набирал свою и пронесся мимо него. Болдер наверстывал упущенное быстро, вот еще миля; разрыв сокращался.