|
Те, кто был по-настоящему предан Норвегии, начали верить в то, что в стране действительно что-то неладно, и вот она, возможность все исправить. Люди с благородной душой становились тайными агентами этой силы. Страну измучили заговоры, пронизавшие все общество. Король не мог ничего поделать, хотя заботился лишь о благополучии своих подданных. Прямой и честный человек, что мог он противопоставить этому заговору, далеко раскинувшему свои щупальца? Даже его собственные министры пали под натиском ложного патриотизма. Этим простофилям — по крайней мере тем, кто занимал высокие и ответственные посты, — и в голову не приходило, что на самом деле они играют на руку чужаку. Лишь немногие из них, проверенные, отобранные и купленные врагом, знали его в лицо. Их вождем был Боргревинк, бывший ленсман северных земель. Человек небывалых талантов, член парламента Норвегии, прирожденный лидер, он мог бы стать премьер-министром давным-давно, но несколько беспринципных сделок лишили его королевского доверия. Озлобленный, как он сам считал, отсутствием признания, зайдя в тупик собственных амбиций, он стал готовым материалом для вербовки. Сперва нужно было взрастить в нем патриотизм, но вскоре оказалось, что в этом нет нужды: вероятно, из всей обширной конспиративной сети лишь он один мог нанести удар по унии ради выгоды чужака.
Планы оттачивались, военных офицеров вводили в заблуждение лицемерными речами о том, что «все в стране пошло не так», и каждый ход укреплял Боргревинка во главе всего этого действа. Но тут между ним и «спасителем» случилась ссора по поводу вознаграждения — Боргревинк был готов отплатить ему золотом, но не властью. Страсти накалялись. Боргревинк все так же приходил на встречи, но стал еще активнее перетягивать одеяло власти на себя и даже подумывал обратиться к партии короля, лишь бы утолить свои амбиции. Предав своих последователей, он смог бы купить себе свободу. Но нужны были доказательства; и он принялся собирать подписи на «Декларации прав», что стало бы лишь завуалированным свидетельством измены. Многих предводителей он уговорил поставить эту подпись перед встречей в Лерсдальсорне. Там они собрались в начале зимы, два десятка патриотов, некоторые — высокопоставленные лица, и все — недюжинного ума и могущества. В этой крохотной душной гостиной они строили планы, обсуждая и споря до хрипоты, в этой нагретой теплом печи комнате рождались великие надежды, предсказывались великие деяния. Снаружи, под забором, в зимней ночи стоял Великий Белый Олень, запряженный в сани, но сейчас неподвижный, спящий, ни о чем не подозревающий, повернув голову набок, словно вол. Что скорее решит судьбу страны, горячие мыслители внутри или дремлющий снаружи зверь? Что сыграло решающую роль для Израиля, бородатые советники в шатре короля Саула или беззаботный пастушок, бросающий камни через ручей Вифлеема? В Лерсдальсорне все повторялось вновь: обманутые убежденным красноречием Боргревинка, все они сунули головы в петли, а свою жизнь и свою страну — в его руки, видя в нем не ужасного предателя, но ангела самоотверженного патриотизма. Все ли? Нет, не все. Старый Свеггум был там. Он не умел ни читать, ни писать, а потому ничего не подписывал. Он не мог прочитать строки в книге, но неплохо читал человеческую душу. Когда люди разошлись, он прошептал на ухо Акселю Танбергу: «Стоит ли на этой бумаге его подпись?» И Аксель, пораженный этой мыслью, ответил: «Нет». Тогда Свеггум сказал: «Я не верю этому человеку. В Нистиене об этом узнают». Там должна была состояться очень важная встреча. Но как принести им эту весть, было загадкой. Боргревинк вот-вот собирался выехать туда на своих стремительных лошадях. Глаза Свеггума заблестели, когда он кивнул в сторону Сторбака, привязанного к забору. Боргревинк, полный неукротимой энергии, уже вскочил в сани и стегнул лошадей. Свеггум снял с упряжи колокольчики, отвязал оленя и встал в санях. |
