|
Целая череда изменчивых настроений Марчера отметила эту комнату, превратившуюся в дневник зрелых лет его жизни. Под влиянием слов Мэй Бартрем он, неведомо почему, с такой остротой ощутил все это, что через минуту снова остановился перед своей приятельницей. - Может быть, вам стало страшно? - Страшно? Ему почудилось, что, повторяя за ним это слово, она немного изменилась в лице, и на случай, если вопрос его попал в цель, мягко пояснил: - Помните, именно этот вопрос вы задали мне давным-давно, во время нашего первого разговора в Везеренде? - Очень хорошо помню. И вы ответили, что не знаете, что я сама увижу, когда придет время. А потом мы за все эти годы ни разу, кажется, не заговаривали об этом. - Совершенно верно, - подхватил Марчер, - не заговаривали, словно такой деликатной материи вообще лучше не касаться, словно думали: стоит вглядеться - и сразу обнаружится, что мне и впрямь страшно. А тогда, - продолжал он, - мы бы не знали, как нам быть дальше. Я ведь прав? На этот раз она особенно долго медлила с ответом. - Да, я иной раз думала, что вам страшно, - сказала она, наконец. Потом добавила: - Но чего только мы иной раз не думали! - Чего только не думали! - У него вырвалось негромкое "ох!", полуподавленный стон, точно ему сейчас так отчетливо, как редко бывало, явился образ, всегда живший в их воображении. В самые непредсказуемые мгновения на него устремлялись яростные глаза, те самые глаза того самого Зверя, и, хотя Марчер уже давно сжился с ними, тем не менее, он до сих пор неизменно платил им дань вот таким вздохом из самых глубин своего существа. Все их предположения, от первого до последнего, закружились над ним, и прошлое свелось к одним лишь бесплодным умствованиям. Это и поразило его сейчас: все, чем оба они населили гостиную, было упрощением, - все, кроме тревоги ожидания. Да и тревога ощущалась только потому, что ничего другого не было. Даже его прежний страх, если называть это чувство страхом, тоже затерялся в пустыне. - Полагаю, все-таки, - закончил он, - что вы сами видите: теперь мне не страшно. - По-моему, я вижу, что вы совершили почти невозможное, до такой степени приучив себя к опасности. Так сжились и сблизились с ней, что перестали ее ощущать; она рядом, вы это знаете, но вам уже все равно, и даже нет прежней потребности напускать на себя бодрость. А эта опасность такого свойства, что я должна признать: вряд ли комунибудь удалось бы держаться лучше, чем держитесь вы. Джон Марчер попытался улыбнуться. - Героически? - Ну что ж, назовем это хотя бы так. - Значит, я действительно мужественный человек? - Вот это вам и предстояло доказать мне. Он, однако, все еще сомневался. |
