Он тогда вдруг почувствовал - она что-то "знает", что-то
плохое для него, такое плохое, что не смеет рассказать ему об этом. На его
слова - все, очевидно, настолько плохо, что ей страшно, как бы он не
догадался, - последовал уклончивый ответ, который требовал немедленного
прояснения, но Марчер из-за особой своей чувствительности не осмеливался
снова подступиться к столь грозному предмету. Он ходил вокруг да около, то
приближаясь, то удаляясь; впрочем, беспокойство его умерялось сознанием, что
не может она "знать" ничего такого, чего не знал бы он сам. Источники знания
у обоих общие, разве что у нее восприимчивее нервы. Такова природа женщин:
если кто-то вызвал их интерес, они улавливают такие тонкости, касающиеся
этого человека, которые сам он зачастую уловить не может. Нервы,
чувствительность, воображение - вот их дозорные и поводыри; что касается Мэй
Бартрем, ее несравненное достоинство как раз в том и состояло, что она так
близко к сердцу приняла его судьбу. В эти дни он познакомился с чувством, до
тех пор, как ни удивительно, ему неведомым: все растущим страхом утратить ее
в катастрофе - в какой-то катастрофе, но не в той самой. Этот страх был
вызван отчасти внезапным и острым ощущением, что дружба с Мэй Бартрем сейчас
ему нужнее, чем когда-либо прежде, отчасти нынешней ее болезненностью, явной
и тоже совсем непривычной. Весьма характерно для внутренней отстраненности,
которую он так долго и успешно в себе взращивал - собственно, этому его
свойству и посвящен весь наш рассказ, - итак, весьма характерно, что в этих
критических обстоятельствах с небывалой силой обострились его предчувствия:
Марчер даже начал подумывать, не вступил ли он уже в пределы, где видим и
слышим, осязаем, досягаем и полностью подвластен тому, что его подстерегает.
Когда тот неминуемый день наступил, и Мэй Бартрем призналась Марчеру,
что у нее есть основания опасаться серьезного заболевания крови, он ощутил
тень близких перемен и ледяной холод катастрофы. И сразу стал представлять
себе всяческие осложнения и несчастья и, главное, думать, какой утратой
грозит ему недуг мисс Бартрем. Но тут в нем, как бывало уже не раз,
зашевелилось чувство справедливости, и он, по обыкновению, порадовался
этому: значит, и сейчас его в первую голову волнует мисс Бартрем, которая,
быть может, столь многого лишится... А вдруг она умрет, так и не узнав, так
и не увидев?.. Было бы слишком жестоко задать ей этот вопрос сейчас, в самом
начале недуга, но себе Марчер задал его немедленно и с большой горечью,
глубоко сострадая мисс Бартрем из-за возможности такого исхода. И если она
"знает" в том смысле, что ее осенило некое - как бы это назвать? -
неопровержимое мистическое откровение, от этого, разумеется, не легче, а
даже тяжелее, ибо, так давно и так полно разделив с ним любопытство к его
судьбе, она положила это любопытство краеугольным камнем своей жизни. Мэй
Бартрем жила, чтобы увидеть все, что должна была увидеть, и как мучительно
ей будет уйти, прежде чем предвиденное сбудется! Эти размышления, как я уже
сказал, освежили великодушные чувства нашего джентльмена, однако с ходом
времени он обнаруживал в себе все большую растерянность. |