Клацнула за ее спиной, закрывшись, входная дверь.
— Здравствуй, — просто сказала она. И тоже никак его не назвала. Не раздеваясь и даже не дотронувшись хотя бы до верхней пуговицы своей пышной шубы, она сделала шаг внутрь, озираясь. — А где Вовка?
Он не знал, красива она или нет. Он не знал, стройная ли у нее фигура. Положа руку на сердце, он никогда этого не знал — даже когда любовался ею в детстве, даже когда в молодости начинал ухаживать за нею. Это были понятия совершенно из другой частотной полосы, из иного измерения. Бывают красивые пейзажи, стройные березы и сосны… Разве их по этой причине хочется обнять? Женщину хочется обнять потому, что она — родная.
Он неловко спрятал руки за спину.
— Он у себя, — ответил он. — Я разве не говорил тебе по телефону? Мы не живем вместе, у него комната в общежитии нашего университета… Мы оба почти сразу решили, что так лучше. Он взрослый парень, самостоятельный, а я его могу просто задушить мелкими потугами сделать как лучше.
— Я все это знаю, — терпеливо сказала она. — Но его нет в общежитии.
— Он там, — сказал Журанков.
Разговор с самого начала завелся странный: черное — нет, белое — нет, черное…
— Я только что оттуда.
— Он мне звонил меньше получаса назад. Он опоздал. Катался на лыжах, зашел дальше, чем собирался, не рассчитал время… Опоздал. Сейчас он на месте. Вы просто разминулись.
— Безобразие, — сказала она. — Уж сегодня-то мог бы…
Журанков чуть развел руками и виновато улыбнулся, словно это он сам, Журанков, в чем-то согрешил перед нею.
— Ребенок, — сказал он. — Все-таки он еще почти ребенок.
— Вы ладите?
Она спросила невзначай; но по тому, как она поймала первую же подходящую петельку в летучем кружеве разговора и стремглав вплела в нее свой вопрос, можно было догадаться, что ответ ее волнует не на шутку.
— Да, — проговорил Журанков, а потом опять чуть улыбнулся, предлагая не относиться к его словам слишком всерьез. — Наверное, потому, что не надоедаем друг дружке, — запнулся. — Но космосом он, по-моему, заинтересовался.
— Этого-то я и боялась, — проговорила она.
— Сам, — торопливо добавил он. — Первый начал спрашивать.
Это прозвучало невероятно по-детски. Точно воспитательница застала двух карапузов рвущими друг у друга паровозик, и те пытаются оправдаться. Я не виноват, Марь-Ванна, он первый начал!
Она помолчала. Сделала еще шаг вперед. Он, отступая перед нею, попятился еще на шаг назад. Она остановилась на пороге комнаты. Осмотрелась.
— У тебя уютно. Большая квартира для одного… Две комнаты?
— Три.
— И для сына комната отдельно. С тобой тут считаются, я смотрю.
— Вроде, — виновато сказал он и слегка пожал плечами.
— О тебе вообще тут много говорят. Ты что, на самом деле оказался великий?
Он отрицательно покачал головой.
— Что ты, Катя. Я довольно жалкий. Просто мысли иногда в голову приходят нестандартные.
У нее дрогнули ноздри, точно внезапным порывом сквозняка до нее донесло неприятный, но, к счастью, отдаленный запах. И вдруг спросила:
— А сколько ты теперь получаешь?
Он ответил. Она чуть качнула головой. |