|
— Готовы? Все трое вскочили из-за стола, на котором стоял парующий самовар, и, вытянувшись, разноголосо отрапортовали. — Так точно! Стрекот авиационного мотора влетел в палатку. Ручные пулеметы — два «льюиса» и «гочкис» — лежали тут же. — Тогда давайте, товарищи бойцы, давайте… Он тряхнул кулаками. Красноармейцы, похватав пулеметы, выскочили наружу. Родимичев выскочил следом, ощущая знакомый азарт удачной атаки. В бело-голубом небе кружила железная птица. Навстречу ей в небо уперлись стволы. — Давай, давай, ребята… Патронов не жалеть… Только не сбейте его ненароком… …Окопы бойца вырыли правильные — в полный профиль. Товарищ Родимичев с адъютантом шли по брустверу, обходя воронки и любуясь. При его приближении бойцы вытягивались, и по их глазам видно было, что если кто из них и жалел втайне о затраченном напрасно труде и кровавых мозолях, то только до вчерашнего дня. После того, как позиции были обстреляны тяжелой артиллерией, стало ясно, что воевать придется всерьез, а на такой войне пот дешевле крови обходится. Сперва, как началось, комбриг, прямо скажем, озадачился — вроде бы дружеская страна, и на тебе. Промеж бойцов шум прошел. Комиссар прошел по ротам, объяснил все это происками империализма, а когда тем же вечером разведчики притащили «языка», то все прояснилось. Оказалось, действительно происки! Выяснилось, что никакие это не дружественные турки, а всего-навсего уже раз битые белые офицеры, нанятые на деньги английского империализма. Комиссар собрал коммунистов, объяснил политический момент, и к утру пропала из глаз бойцов растерянность. Враг-то оказался старый, уже не раз битый! А кого раз побили, того и второй побьем! Да и позиция — загляденье! Не обойти! С обеих сторон дороги холмы да горки — сам черт ногу сломит. Там, где хоть какое-то движение возможно, — колючая проволока в три кола и мины… Так что белякам деваться некуда — только в лоб. «А лбы у нас крепкие!» — подумал комбриг. Перейдя линию окопов, он спустился по склону к палатке, на ходу размышляя о том, как сюда занесло беляков и что они готовят. А они должны были что-то готовить. Не было времени у них на позиционную, такую, как в 16-м, на империалистической, войну. Как ни спокойны турки, не потерпят они у себя такого безобразия. Танки? Откуда они тут у них… Газы? Комбриг отрицательно покачал головой. Это вот вряд ли… Это не по-русски как-то, нарушение традиций какое-то… Аэропланы? Это в горах-то, где ровного места нет? А что тогда? Что? Эх, война, война… Это рядовому бойцу в удовольствие пострелять, а командиру голову ломать приходится… Впереди взревел двигатель. Он отвлекся, приложил ладонь козырьком ко лбу. Прямо за палаткой разворачивался грузовик. Рядом с другим грузовиком стояло несколько человек, причем по крайней мере четверо — штатские… Да что ж тут такое происходит? Не действующая армия, а цыганский табор какой-то! Брезентовый бок палатки загородил их, и тут же что-то там грохнуло и посыпалось металлом. Настолько невоенным был этот дребезг, что комбриг ускорил шаг. — Та-а-а-к, — нехорошо дрогнул его голос. — Это еще что? За палаткой разгружались три грузовика. Один из ящиков упал, и теперь жестяные рупоры и медные штыри, выпавшие из него, лежали под ногами у гостей. Раздражение, что целый день копилось в нем, плеснуло наружу. Он оглянулся и грозно повторил. — Что это? Краском со шпалами в петлицах вытянулся перед ним, при этом умудряясь глазом косить в сторону и присматривать, как штатские в синих халатах сгружают на землю ящики. — Товарищ комбриг! Прибыл для проведения боевых испытаний новой техники. |
