И вот на одиннадцатый день их плена появились первые признаки истощения запасов кислорода.

Проснувшийся первым, Второв заметил, что дышать трудно. Кружилась голова, слегка тошнило. Он понял, что воздух насыщен углекислотой – продуктом дыхания. С автоматической подачей свежего воздуха что‑то случилось.

Он не испугался. С каким‑то удивившим его самого равнодушием он подумал, что это, вероятно, конец. И бессознательно, возможно, по привычке, приобретенной за почти двухмесячное пребывание на фаэтонском корабле, он дал мысленный приказ очистить воздух.

Таинственные приемники восприняли и исполнили его желание. С непостижимой быстротой воздух стал чистым. Это случилось столь молниеносно, что проснувшиеся вслед за Второвым Белопольский и Коржевский ничего бы не заподозрили, если бы Второв тут же не рассказал им.

Это было предупреждающим сигналом.

Автоматы, ведавшие воздухом звездолета, не могли работать без какой‑то энергии. Эта энергия истощалась. Они не могли больше действовать беспрерывно. И, когда люди спали, автоматы остановились. Приказ Второва возродил их к жизни. Надолго ли?..

– Ну вот и все! – только и сказал Белопольский в ответ на сообщение Второва.

Через три часа снова повторилась та же история. Было ясно, что конец приближается раньше, чем они думали.

Бесполезной оказалась тщательно и жестко проводимая экономия. Они могли бы есть и пить сколько хотели. Смерть приближалась к ним совсем с другой стороны – предстояло погибнуть от удушья.

– Мы можем жить некоторое время за счет кислорода в баллонах, – спокойно сказал Белопольский.

– Самое время вспомнить о пистолетах, – отозвался Коржевский.

Константин Евгеньевич вздрогнул.

– Дайте его сюда, – приказал он.

– Нет, – Коржевский усмехнулся кривой улыбкой. – Не дам! Вы не лишите меня права избавиться от мучений.

Белопольский подошел к биологу.

– Я вам приказываю! – сказал он холодно, – Пистолет!

И так сильна была привычка беспрекословно подчиняться этому человеку, что Коржевский отдал оружие. Потом он упал лицом вниз и замер.

– Ваше! – повернулся Белопольский к Второву.

Молодой инженер пожал плечами.

– Возьмите, если хотите, – сказал он, вынимая пистолет из кармана. – Мне он совершенно не нужен. Но только на мой счет вы могли бы быть спокойны. Я звездоплаватель, а не истеричная барышня.

Последние слова он адресовал Коржевскому, вспомнив средство, примененное Мельниковым к нему самому.

– Хорошо! – сказал Белопольский. – Оставьте у себя. – Он замолчал, точно погрузившись в свои тайные мысли, потом прибавил: – С нашей смертью не оканчивается звездоплавание. Многие в будущем не раз попадут в тяжелое положение. Какой же пример должны мы им оставить? Как вести себя? Ведь нас найдут, рано или поздно. Причина нашей смерти станет известна. Покончить с собой – чего проще! Мы должны думать не о себе, – с нами все кончено, – а о других. Не создавать прецедента.

Коржевский сел на полу. К удивлению Второва, его лицо было совсем спокойно.

– Вот об этом я не подумал, – сказал он. – Вы правы, Константин Евгеньевич!

– Следовало подумать.

Второв рассмеялся. Тон Белопольского, которым он сказал эти два слов, был добродушно ворчлив и до смешного не соответствовал смыслу разговора. Словно не о жизни и смерти шла речь, а о чем‑то совсем незначительном.

В течение следующих двадцати четырех часов фаэтонские автоматы действовали исправно. За это время звездоплаватели снова заснули на восемь часов, несмотря на опасение не проснуться больше.