Возьмите, к примеру, нашего Беббингтона. Вы думаете, он очень печётся о нуждах тех двадцати с лишним тысяч дерхэмских углекопов, которые послали его сюда? Да ему на них решительно наплевать! Он печётся только о себе самом. Если бы вы знали всё то, что знаю я, вас бы это убило. Вот вам другой пример — Чалмерс, Боб Чалмерс пришёл сюда четыре года тому назад настоящим фанатиком, энтузиастом. Он со слезами на глазах клялся мне, что добьётся семичасового рабочего дня для прядильщиков — или умрёт в борьбе за это. И что же? Семичасовой рабочий день до сих пор в Ланкашире не введён, а Боб… Боб не умер. Он живёхонек. Им овладела золотая лихорадка. Связался с компанией Клинтона, добывает нужные им сведения и загребает деньги в Сити. Та же история с Клегхорном. Но этот гонится не за деньгами, а за положением в обществе. Он женился на даме высшего света. И теперь он пропустит какое угодно заседание, чтобы пойти на премьеру в Вест-Энде со своей аристократкой-женой. Я стараюсь быть терпимым, но, уверяю вас, Дэвид, всё это может довести человека до отчаяния. И я тоже не святой, но, видит бог, я человек искренний. Поэтому я от всей души рад, что вы зарылись здесь и стараетесь вести жизнь простую и честную. Не уклоняйтесь с этого пути, голубчик, ради бога, держитесь!
Никогда ещё Дэвид не видел Гарри в таком возбуждении. Но это продолжалось только одну минуту. Он снова овладел собой, и обычная ясность вернулась к нему.
— Рано или поздно вы столкнётесь с этим. Вы попадёте в атмосферу разложения, как попадает шахтёр в атмосферу рудничного газа. Здесь всё заражено ею, Дэвид. Зайдите в буфет Палаты общин. Посмотрите, с кем вы там пьёте. Понаблюдайте Беббингтона, Чалмерса, Диксона. Я знаю, что говорю сегодня языком какой-нибудь благочестивой брошюры, но всё, что я говорю, — святая истина. Главное — быть честным с самим собой, а тогда наплевать, что бы ни случилось.
Гарри выколотил свою трубку.
— Ну, вот и конец проповеди. Мне необходимо было отвести душу. И если после этого я, придя к вам, увижу на камине кучу разных дурацких пригласительных писем, я вас здорово отколочу. Когда захотите развлечься, пойдёмте как-нибудь в хорошую погоду со мной смотреть, как играют в крикет на «Овале». Я очень люблю крикет.
Дэвид сказал с улыбкой:
— И у вас, оказывается, есть слабость.
— Вот именно. Она мне обходится в две гинеи в год. Я бы не отказался от крикета даже ради того, чтобы стать лидером партии.
Посмотрев на часы, Нэджент неторопливо встал и потянулся.
— Ну, мне пора. — Он направился к двери. — Да, кстати, не думайте, что я забыл насчёт вашей первой речи в Палате. Недели через две у вас будет очень хороший случай выступить. Кларк предложил внести поправку в билль об охране труда в копях. Вот вам прекрасный повод высказаться.
Проводив Нэджента, Дэвид опустился на стул. Он немного успокоился и повеселел. Такое влияние на него всегда оказывал Нэджент. Да, это правда, он стал очень нервным, — косность парламентской рутины слишком резко противоречила жестокому напряжению предвыборной борьбы и пылкому энтузиазму его верований. Его возмущала медлительность, пустая трата времени, бесцельная болтовня, нелепые вопросы, слащаво-вежливые ответы, учтивое лицемерие. Во всём — ложь, стремление пустить пыль в глаза. Вместо быстрого жужжания колёс он слышал лишь нудное кряхтение машины. Но Нэджент сумел показать ему, что его негодование и естественно — и вместе неразумно. Нужно выработать в себе терпение. Он жадно, но с некоторым страхом ожидал дня своего первого выступления в Палате. Очень важно, чтобы речь была хороша и произвела впечатление. Надо подготовить её так, чтобы успех был обеспечен. Поправка к биллю об охране труда шахтёров — замечательный повод для выступления. Он уже ясно представлял себе, как построит речь, каковы будут её тезисы, что надо подчеркнуть, что обойти молчанием. |