– Но сейчас происходят и вещи гораздо худшие. Будь космические полеты по‑прежнему – лишь предположением, мы могли бы попробовать вывести их из под армейского контроля. Возможно, удалось бы наладить какие‑нибудь торговые перевозки. Скажем, для людей, предпочитающих отправляться некомфортабельным образом в места, где жить невозможно, только потому, что это ужасно дорого. – Он тяжко усмехнулся. – Нечто вроде охоты на лис в Англии сто лет тому назад. Не Оскар ли Уайльд дал ей определение «преследование несъедобного невыразимым?»

– Не слишком ли рано делать подобные выводы? – спросил Корси.

– Сейчас, в дев тысячи тринадцатом году? Не думаю. Но, если я слишком тороплюсь, используя именно этот аргумент, можно привести и другие. Почему за последние пятнадцать лет не состоялось ни одной крупной исследовательской экспедиции? Когда открыли десятую планету – Прозерпину – я уж подумал, что какой‑нибудь университет или фонд проявят интерес к отправке туда экспедиции. У планеты – прекрасная большая луна, способная стать отличной базой, а в ее небе практически не видно солнца, и нечему испортить фотопластинки. Солнце там – всего лишь еще один астрономический объект нулевой звездной величины. И так далее. Подобные вещи раньше служили хлебом и вином для частных исследователей. Имей мы миллионера с жаждой к исследованием, вроде старика Хэйл например, или сильного организатора, стремящегося к известности – вроде Берда – мы давно получили бы станцию Прозерпина Два. И все же космос мертв. Мертв с той поры, как мы создали станцию на Титане. А это было еще в 1981 году. Почему?

Некоторое время он молча смотрел в огонь.

– Кроме того, – произнес он наконец, – существует еще и вопрос изобретательства в рассматриваемой области. Оно прекратилось, Сеппи. Замерло полностью.

– Вроде бы мне припоминается один недавний доклад парней с Титана…

– По ксенобактериологии. Естественно. Но это не имеет отношения к космическим полетам, Сеппи. Космические полеты сделали такие работы доступными. Но их результаты вовсе не влияют на сам способ космических полетов. Они не улучшают его, не делают более привлекательным. Даже ученые не заинтересованы в этом. НИКТО больше не интересуется. Вот почему прекратились всякие нововведения.

– Например, мы по‑прежнему используем ионные ракеты с атомными реакторами. Четко отработанный принцип. И существует тысяча его различных мелких вариантов. Но сам принцип описан Каплингом еще в 1954! Подумай об этом, Сеппи. Хоть бы один, единственный новый, базовый проект двигателя за ПЯТЬДЕСЯТ лет! А как насчет конструкций корпуса? Они по‑прежнему основаны на работах фон Брауна – еще более ранних, чем работы Каплинга. Неужели нет ничего лучше корпуса, напоминающего каркас из сцепленных луковиц? Или этих снабженных двигателями планеров, используемых, как паромы‑грузовики? И я не смог отыскать ничего лучшего в архивах комиссии.

– А ты уверен, что сможешь отличить незначительное изменение от значительного?

– Сам посуди, – угрюмо ответил Вэгонер. – Новейшим шедевром конструкторской мысли в области ракетостроения являются новые противоперегрузочные кресла на эллиптических пружинах, сопротивляющихся подобно листовой рессоре при перегрузке, и как спиральная пружина – противодействуя ей.