. Чтобы ты подумал о человеке, который считает, что ребенок всегда должен рождаться в теплой колыбельке. Человеке, который считает, что люди должны тесниться на теплых мирах или иначе они не выживут. Человеке без ушей, глаз, и едва ли с полноценной головой на плечах. Человеке, орущем в ужасе: «Мама! МАМОЧКА!» все звездные ночи и дни напролет!
– Кабинетный диагноз!
– Кабинетное навешивание ярлыков! Удачной смены, Боб. Намотай свое тепленькое шерстяное покрывало вокруг своих мозгов. Вдруг какой‑то маленький сквознячок разумности сможет заползти внутрь и нарушить твою… эффективность!
Дверь яростно захлопнулась за ней.
Без всякого предупреждения миллионы фунтов усталости обрушились на шею Гельмута, и он, воскликнув, рухнул обратно в кресло для чтения. Его борода ныла, а шары Юпитеров расцветали и расплывались перед его закрытыми глазами.
Он попытался побороться хотя бы раз, но мгновенно уснул.
И сразу же очутился в объятиях сна.
Как всегда он начался с обычных мест, достаточно реалистичных, чтобы они могли быть документальными кадрами какого‑то фильма. За исключением опустошающего чувства давления и искаженного эмоционального смысла, которым было наполнено каждое слово или малейшее движение. Погружение первого кессона Моста. В действительности, то событие оказалось ужасным. Работа требовала достаточной точности размещения, для чего в свою очередь требовались пилотируемые корабли, способные войти в атмосферу Юпитера. Эскадра из двадцати самых мощных, когда‑либо построенных кораблей, вместе с пятимиллионнотонным астероидом, подобранным и подогнанным в пространстве, подвешенным под ними в огромной кошачьей колыбели.
Четырежды эскадра исчезала под слоем несущихся облаков. Четырежды напряженные голоса пилотов и инженеров бормотали в ушах Гельмута и он что‑то шептал в ответ, пытаясь направлять их движение так, как он мог разглядеть сквозь соперничающие облака Юпитера‑5. Четыре раза раздавались крики и бесполезные приказы, а затем – звук лопавшихся кабелей и крики людей на фоне бесконечного воя Юпитерианского неба.
Все в вместе, это обошлось в девять кораблей и в жизни двухсот тридцати одного человека. Чтобы доставить один из астероидов, обработанных в космосе и разместить его в колеблющейся грязи, являвшейся поверхностью Юпитера. Пока этого не сделали, Мост был не более, чем мечтой. Большое Красное Пятно показало астрономам, что некоторые структуры на Юпитере могли существовать довольно долгое время. Достаточно долгое, по крайней мере, чтобы его могли разглядеть многие поколения человеческих существ. Но с той же долей вероятности известно, что по‑настоящему ничто на Юпитере не являлось постоянным. У планеты даже не существовало «поверхности» в обычном понимании этого слова. Вместо этого, дно атмосферы более или менее равномерно переходило в слякоть, образованную высоким давлением, которая, в свою очередь, сгущалась с глубиной и переходила в прессованный лед. И не существовало определенной точки на том пути внутрь в виде четкой границы между одним слоем и другим. Исключение составляли редкие места, где часть внутренней, более «твердой» среды выходила наверх за пределы ее обычного уровня, чтобы сформировать континентальные плиты, которые могли просуществовать два года, а то и две сотни. И именно на одном из этих огромных выступающих ледяных ребер, корабли и пытались разместить астероид. И после четырех попыток, это им удалось.
Гельмут помогал в руководстве всеми пятью попытками, включая и одну удачную, со своего пульта на Юпитере‑5. Но во сне он находился не в контрольном центре, а на мостике одного из кораблей, которому не суждено было вернуться…
Затем, без всякого перехода, но и чувства какой‑то прерывности, он вдруг очутился на самом Мосту. Не in absebntia [в отсутствие (лат.) ], как дистанционный управляющий разум «жука», а сам, собственной персоной, в круглом, машиноподобном скафандре, детали которого ему никогда не удавалось разглядеть. |