– Понимаю вашу точку зрения, – вынужденно произнес Пейдж. – А кстати, что такое аскомицин?

Девушка посмотрела на свой стол и переложила лист бумаги с ОДНОГО МЕСТА на ДРУГОЕ.

– Это новый антибиотик, – пояснила она. – Мы его скоро выбросим на рынок. Но то же самое я могу рассказать вам в отношении и любого другого лекарства.

– Понятно.

Тем не менее, Пейдж не все же не имел уверенности, что все понял. Он слышал имя «Пфицнера» из многих, весьма неожиданных источников за время долгих месяцев, проведенных в космосе. Но насколько он мог определить, после того, как название стало привычным, каждый третий из тех, с кем Пейдж встречался на планетах – либо собирал образчики для фирмы, либо знал того, кто этим занимался. Слухи, служившие единственным надежным средством общения среди космонавтов, доносили, что компания занималась важной правительственной работой. В этом, конечно, нет ничего необычного в наш Век Обороны. Но Пейдж слышал весьма достаточно, чтобы подозревать, что «Пфицнер» являлся чем‑то особым. Чем‑то большим, наверное, столь же эпохальным, как и исторический Манхэттенский проект. И по меньшей мере вдвое секретнее.

Дверь открылась и во второй раз пропустила Ганна, на этот раз – целиком.

– Все еще нет? – спросил он девушку. – Похоже, он все же не успеет. Жаль. Но теперь у меня есть немного свободного времени, полковник…

– Рассел, Пейдж Рассел, Армейский Космический Корпус.

– Благодарю. Если вы примете мои извинения за задержку, полковник Рассел, я рад провести вас по нашему маленькому предприятию. Кстати, мое имя Гарольд Ганн, вице‑президент отделения «Пфицнера», ответственный за экспорт.

– Но я, в данный момент – импортирую, – заявил Пейдж, держа в руках пакетики. Ганн благоговейно взял их и положил в карман своего пиджака. – Но все же с удовольствием ознакомлюсь с лабораториями.

Он кивнул девушке и двери захлопнулись за ними. Он оказался внутри.

По крайней мере, то что он увидел поразило его, как он того и ожидал. Прежде всего, Ганн показал ему комнаты, где поступающие образцы классифицировались и затем распределялись в соответствующие лаборатории. В первой из них, отмеренные части образчиков вкладывались в литровые колбы с дистиллированной водой, взбалтывались для равномерного распределения и затем проходили сквозь серию растворений. Полученные растворы затем использовались для введения в экспериментальные колбы с культурами на специально наклоненных бумажных листах с агаром, и в чашки Петри, содержащие широкое разнообразие питательных сред, которые затем помещались в инкубатор.

– Здесь, в следующей лаборатории – к сожалению доктора Акино в данный момент нет, поэтому мы ничего не можем трогать. Но вы и сами все ясно видите через стекло – мы переносим их с чашек и культур на косом агаре на новые разновидности питательных сред, – пояснял Ганн. – У каждого обнаруженного в образцах микроорганизма имеются целый набор своих собственных культур, так что если он что‑либо выделяет, то только в одну питательную среду, чтобы не произошло загрязнения.

– Если это и происходит, то количество должно быть весьма незначительным, – заметил Пейдж. – А как вы обнаруживаете это?

– По его действию. Вам видны вон те ряды чашек с белыми бумажными кружочками в центре и четырьмя желобками на агаре, веером расходящимися от кружочков? Так вот, каждый из этих желобков содержит среду, выделенную одной из чистых культур.