Это лишь последние три из серии. Вы вообще‑то представляете откуда доставлены эти крошки грязи?
– Извините пожалуйста, это совсем прошло мимо моего понимания. У нас сегодня очень тяжелый день.
– Два из них – с Ганимеда. А этот, последний – с Юпитера‑5. Я набрал его в тени «лачуги» группы Моста. Обычная температура на обоих спутниках примерно двести градусов ниже нуля по Фаренгейту. Не пробовали когда‑нибудь отколоть ледорубом хоть что‑то от почвы при такой температуре – да еще в космическом скафандре? Но я все же достал для вас почву. А теперь я хочу понять, для чего эта грязь нужна «Пфицнеру».
Девушка пожала плечами.
– Я уверена, что вам рассказали для чего. Еще до того, как вы покинули Землю.
– Предположим, что даже и так. Я знаю, что ваши люди из грязи получают лекарства. Но неужели те парни, которые доставляют вам образцы не удостаиваются увидеть, как идет весь процесс? А что если «Пфицнер» получит какое‑нибудь новое чудо‑лекарство из одного из моих образцов? Неужели я не смогу чего‑нибудь рассказать своим детишкам в пояснение?
Поворачивающиеся двери распахнулись и в комнату просунулось приветливое лицо коренастого мужчины.
– Доктора Эббота здесь еще нет, Энн?
– Нет, мистер Ганн. Я сообщу вам в ту же минуту, как только он прибудет.
– А меня вы продержите здесь по крайней мере еще полтора часа, – почти без выражения произнес Пейдж. Ганн быстро окинул его взглядом, посмотрев на полковничий орел на воротничке и задержав взгляд на на крылатом полумесяце, приколотом над нагрудным карманом.
– Примите мои извинения, полковник, но у нас сегодня – маленький кризис, – опытно улыбаясь, пояснил он. – Как я понимаю, вы доставили нам несколько проб из космоса. Если бы вы, например, могли прийти к нам завтра, я уделил бы вам все доступное время. Но прямо сейчас…
Ганн извиняясь, быстро качнул головой и втянул ее в плечи, словно он только что прокуковал двенадцать вечера и теперь ему надо было куда‑нибудь смыться и прилечь поспать до часа ночи. И прежде чем, дверь окончательно закрылась за ним, через нее просочился еле различимый, но ни с чем не спутываемый звук.
Где‑то в лабораториях «Дж. Пфицнер и Сыновья» плакал ребенок.
Моргая, Пейдж вслушивался до тех пор, пока плач не стих. Когда же он снова посмотрел вниз, на девушку за столом, выражение ее лица оказалось заметно иным.
– Послушайте, – начал он. – Я не прошу вас о каком‑то большом одолжении. Я не хочу знать ничего такого, что мне не положено. Все, что я хочу – это узнать, как вы собираетесь обработать мои пакетики с почвой. Простое любопытство – но поддерживаемое путешествие длиною в несколько сот миллионов миль. Так будет мне позволено хоть что‑то узнать, за все мои труды или нет?
– И да и нет, – спокойно ответила девушка. – Нам нужны ваши образцы. И мы согласны, что они очень интересуют нас, так как доставлены из Юпитерианской системы. Если честно – это первые, полученные нами. Но нет никакой гарантии, что мы найдем в них что‑то полезное.
– Неужели?
– Нет. Полковник Рассел, поверьте мне, вы – не первый человек, пришедший сюда с образцами грунта. Правда, вы – первый человек, доставивший их из‑за пределов орбиты Марса. И в действительности – вы всего лишь шестой по счету пилот, доставивший образцы из мест дальше, чем Луна. Но совершенно определенно, вы не имеете ни малейшего понятия о том, каков объем образцов, получаемых обычно нами здесь. Мы просили практически каждого космопилота, каждого миссионера, каждого торговца‑путешественника, каждого исследователя, каждого иностранного корреспондента, собирать для нас образцы. Везде, куда бы они не отправлялись. |