"
"Черт подери, -- сказал Кюрваль, -- подумаешь какой неженка! Сердиться из-за того,
что получил немножко дерьма? А те, которые едят его!" -- "Потерпите, потерпите,
сударь, -- сказала Дюкло, -- позвольте, чтобы мой рассказ шел в том порядке, который
вы сами требовали от меня; вы увидите, что придет черед тех особых распутников, о
которых только что сказали."
Эта лента бумаги была написана за двадцать вечеров, с семи до десяти часов, и
закончена сегодня 12 сентября. 1785 года. Остальное читайте на оборотной стороне
ленты. То, что следует, составляет продолжение конца оборотной ленты.
"Спустя два дня настала моя очередь. Меня предупредили, чтобы я терпела в течение
тридцати шести часов. Моим героем был старый королевский священник, страдающий
подагрой, как и предыдущий. К нему надо было подходить только нагой, но низ живота и
грудь должны были быть очень тщательно прикрыты; меня предупредили об этом
условии со всей определенностью, уверяя, что, если хотя бы слегка покажется одна из
этих частей, мне никогда не удастся заставить его кончить. Я подхожу к нему, он
внимательно разглядывает мой зад, спрашивает меня о возрасте, правда ли, что я сильно
хочу какать, какого вида мое дерьмо, мягкое или крутое, и еще тысячу других вопросов,
которые, как мне показалось, возбуждали его, поскольку во время беседы член его встал,
и он показал его мне. Этот член, приблизительно дюйма четыре в длину на два-три дюйма
в окружности, имел, несмотря на весь свой блеск, такой несчастный и жалкий вид, что
надо было глядеть в подзорную трубу, чтобы заподозрить о его существовании. Я по
просьбе моего героя взялась за него; видя, что мои толчки достаточно хорошо возбуждают
его желания, он приготовился проглотить жертвоприношение. "Дитя мое, -- сказал он
мне, -- мы и вправду хотите какать, как вы это сказали? Мне не и раните я, когда меня
обманывают. Посмотрим, посмотрим-ка, у вас есть дерьмо в попке?" И говоря так, он
засовывает мне в зад средний палец правой руки, а левой тем временем поддерживает
эрекцию, которую я вызывала в его члене. Этому пальцу, исследовавшему глубины, не
требовалось проникать слишком далеко, чтобы убедиться в той нужде, в коей я уверяла
его. Стоило ему коснуться содержимого, как он пришел в неописуемый восторг: "Ах, черт
подери! -- сказал он. -- Она не обманывает меня; курочка скоро будет нестись, я только
что почувствовал яйцо". Обрадовавшись, развратник целует мне зад и, видя, что я больше
не могу терпеть, заставляет меня подняться на особого рода устройство, похожее на то,
которое есть, господа, в вашей часовне; мой зад, полностью представленный его взору,
мог сделать свое дело в горшок, помещенный ниже, на расстоянии двух-трех пальцев от
его носа, устройство было сделано специально для него, он довольно част о пользовался
им, поскольку не проходило и дня без того, чтобы он не пришел к госпоже Фурнье для
подобного отправления, как с посторонними девицами, так с девицами из этого дома.
Кресло, поставленное под кругом, на котором помещался мой зад, было настоящим
троном для этого типа. Как только он видит, что я пристроилась, он сам садится и
приказывает мне начинать. Несколько пуков в качестве введения; он вдыхает их. Наконец,
появляется какашка: он млеет: "Какай, крошка, какай, ангел мой! -- кричит он, пылая
огнем. -- Дай мне полюбоваться как какашка вылезает из твоей прекрасной попки". И он
помогал ей; его пальцы терли анус, облегчали вылет; он тряс себе член, наблюдал, был
опьянен сладострастием, и, когда, наконец, в крайнем наслаждении пришел в
совершенное неистовство, его крики, вздохи, касания, -- все убедило меня в том, что он
переживает последний момент наслаждения; я окончательно уверилась в этом, повернув
голову и увидев, как его миниатюрное орудие выплескивает несколько капель спермы в
горшок, который я только что наполнила. |