Одни к Ивану бегут

         с простертыми

         руками,

         другие – к Вильсону стремглав.

         Из мелких фактов будничной тины

         выявился факт один:

         вдруг

         уничтожились все середины —

         нет на земле никаких середин.

         Ни цветов,

         ни оттенков,

         ничего нет —

         кроме

         цвета, красящего в белый цвет,

         и красного,

         кровавящего цветом крови.

         Багровое все становилось багровей.

         Белое все белей и белее.

         Иван

         через царства

         шагает по крови,

         над миром справляя огней юбилеи.

         Выходит, что крепости строили даром.

         Заткнитесь, болтливые пушки!

         Баста!

         Над неприступным прошел Гибралтаром.

         И мир

         океаном Ивану распластан.

         (А в Чикаго

         на пляже

         выводок шлюх

         беснованием моря встревожен.

         Погоняет время за слухом слух,

         отпустив небылицам вожжи.)

         Какой адмирал

         в просторе намытом

         так пути океанские выучит?!

         Идет,

         начиненный людей динамитом.

         Идет,

         всемирной злобою взрывчат.

         В четыре стороны расплылось

         тихоокеанское лоно.

         Иван

         без карт,

         без компасной стрелки

         шел

         и видел цель неуклонно,

         как будто

         не с моря смотрел,

         а с тарелки.