Третье — располагать свои мысли в опреде­ленном порядке, начиная с предметов простей­ших и легко познаваемых, и восходить мало-по­малу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу.

    И последнее—делать всюду перечни, настоль­ко полные, и обзоры, столь всеохватывающие, что­бы быть уверенным, что ничего не пропущено.

     Рассужденияометоде. Часть 1 (В русском переводе это Часть 2, и ниже­следующий текст идет подряд. — Прим. пер.)

      Те длинные цепи выводов, которыми геомет­ры обычно пользуются, чтобы дойти до своих наи-более трудных доказательств, дали мне возмож­ность представить себе, что и все вещи, которые могут стать для людей предметом знания, нахо­дятся между собой в такой же последовательнос­ти. Таким образом, если воздерживаться оттого, чтобы принимать за истинное что-либо, что та­ковым не является, и всегда соблюдать порядок, в каком следует выводить одно из другого, то не может существовать истин ни столь отдаленных, чтобы они были недостижимы, ни столь сокро­венных,чтобы нельзя было их раскрыть. Мне не составило большого труда отыскать то, с чего сле­довало начать, так как я уже знал, что начинать надо с простейшего и легко познаваемого.

Рассуждения о методе. Частъ 2

   Но так как в это. время я желал заняться ис­ключительно разысканием истины, то считал, что должен поступить совсем наоборот, т.е. отбросить как безусловно ложное все, в чем мог вообразить малейший повод к сомнению, и посмотреть, не остается ли после этого в моих воззрениях чего-либо, уже вполне несомненного. Таким образом, поскольку чувства нас иногда обманывают, я счел нужным допустить, что нет ни одной вещи, кото­рая была бы такова, какой она нам представляет­ся; и поскольку есть люди, которые ошибаются даже в простейших вопросах геометрии и допус­кают в них паралогизмы, то я, считая и себя спо­собным ошибаться не менее других, отбросил как ложные все доводы, которые прежде принимал за доказательства. Наконец, принимая во внимание, что любое представление, которое мы имеем в бодрствующем состоянии, может явиться нам и во сне, не будучи действительностью, я решился представить себе, что все когда-либо приходив­шее мне на ум не более истинно, чем видения моих снов. Но я тотчас обратил внимание на то, что в это самое время, когда я склонялся к мысли об иллюзорности всего на свете, было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, действительно существовал. И заметив, что исти­на Я мыслю, следовательно, я существую столь тверда и верна, что самые сумасбродные предпо­ложения скептиков не могут ее поколебать, я за­ключил, что могу без опасений принять ее за пер­вый принцип искомой мною философии.

     Рассуждения о методе. Часть 4

     Существует большая разница между духом и телом, и именно в том, что тело по своей природе всегда делимо, тогда как дух совсем неделим. Ведь на самом деле, когда я его рассматриваю, то есть когда я рассматриваю себя самого лишь посколь­ку я — мыслящая вещь, то я не в состоянии раз­личить в себе никаких частей, но познаю и пони­маю вполне ясно, что я — нечто безусловно еди­ное и цельное. И хотя, по-видимому, весь дух соединен со всем телом, тем не менее я отлично знаю, что если нога, или рука, или какой-нибудь другой член будет отделен от моего тела, то этим самым ничего не отнимется у моего духа. Способ­ности воли, чувствования, познавания и др. так­же не могут быть названы частями духа в собственном смысле, ибо тот же самый дух действу­ет весь сразу при хотении, при чувствовании, по­знании и т.п. Напротив, я не в состоянии пред­ставить себе ни одной телесной или протяженной вещи, как бы мала она ни была, которую я не мог бы свободно разложить на части посредством сво­ей мысли или которую мой дух не разделил бы без труда на несколько частей и, следовательно, не познал бы как делимую.